А он хорош! Очень хорош… С такими аргументами я не могу поспорить.

– Ну ладно. Веди.

Даже если ему и хочется ухмыльнуться после одержанной победы, он достаточно умен, чтобы делать это скрытно.

Я следую за ним по пятам, вместо того чтобы идти рядом, лишь бы не выпускать его из виду.

Сорен делает вид, что не замечает моей подозрительности. Ну либо она его совершенно не смущает. Когда он проходит мимо дерева, то придерживает ветки, чтобы они не хлестали мне по лицу. Он старается огибать препятствия, но когда после преодоления поваленного ствола он протягивает мне руку, я решаю воспротивиться.

– Я что, похожа на беспомощного ребенка? – рычу я.

– Это просто проявление вежливости.

– Я – воительница. Обращайся со мной соответственно!

– Прости, я просто никогда раньше не встречал девушку-воина. Не думал, что вы предпочитаете, чтобы с вами обращались, как с мужчинами.

– Это не так…

Я всегда хотела иметь возможность проявлять и свою женственность, но отец никогда не разрешал мне этого делать. Но сейчас его здесь нет…

Я обдумываю, чего же я хочу на самом деле. Какое обхождение бы предпочла лично я? Я точно не хочу, чтобы Сорен перестал вести себя как Сорен лишь мне в угоду. Просто его забота выглядит глупо. Чего я всегда хотела, так это возможности одеваться, как душа пожелает, да поступать, как сердце велит. Отец же всегда отчитывал меня, когда я обнимала сестер, плакала или жаловалась на раны.

Но его тирания окончена!

Я – воительница Лихоземья, и могу вести себя, как пожелаю!

– Я хочу, чтобы ты относился ко мне, как к собрату по оружию, – объявляю я.

– Хорошо.

Сорен ведет меня обратно к убежищу на дереве. Когда мы подходим, он указывает на крытый навес, которого я не заметила раньше. Внутри свалены еще капканы, мотки веревок, нарубленные дрова и корзины. Одну из них он и хватает.

Затем ведет по тропинке, которую наверняка проложили они с Айриком за время жизни в лесу.

Спустя какое-то время Сорен останавливается перед зарослями… колючих кустов. Побеги с желтыми ягодами растут повсюду, как сорная трава. Они растут в этой части Лихоземья повсюду, насколько хватает взгляда.

Парень ставит корзину наземь и начинает собирать ягоды. Я торопливо следую его примеру. Мне кажется, это лучше слов покажет мою признательность за то, что показал мне это место.

– Из какой ты деревни? – спрашивает Сорен. Я не вижу смысла скрывать.

– Из Серавина.

– Я наслышан о вашем вожде. Говорят, Торлон – величайший воин своего поколения.

Одного звука его имени достаточно, чтобы все внутри меня сжалось от холода. Перед глазами стоит его лицо, когда он оглашал приговор. Не тогда, когда хвалил. Не тогда, когда тренировал меня. А тогда, когда сказал, что я должна убить бога.

– Так и есть, – выдавливаю я с трудом.

– Ты хорошо с ним знакома?

– Да, – я едва слышно сглатываю.

Сорен застывает, не донеся полную горсть ягод до корзины, и внимательно смотрит на меня в ожидании объяснений. К его чести, он ничего не спрашивает, а предоставляет мне самой возможность решить, отвечать ли на его безмолвный вопрос. Не вынуждая говорить, а просто готовый выслушать.

– Он… мой отец.

Его брови приподнимаются в удивлении. Затем парень ссыпает ягоды в корзинку и вытирает руки о штаны.

– Мне жаль, – наконец произносит он.

– Почему?

– Потому что ты тоже оторвана от семьи и вынуждена жить в Лихоземье.

При слове «семья» я сразу же вспоминаю Иррению. В горле встает противный ком, а глаза наполняются непрошеной влагой. Я усиленно моргаю, стараясь держать эмоции под контролем.

– А ты? – интересуюсь я. – Как насчет твоей семьи?

– Меня вырастили родители Айрика. Мой отец был воином и погиб смертью храбрых. Он нес вахту, когда зирапторы прорвались через ограду. Мне было три года.

– Очень жаль это слышать…

– Год спустя болезнь унесла жизнь матери. Братьев и сестер у меня не было, как и других близких родственников. Родители же Айрика больше не могли иметь детей, хотя очень этого хотели, поэтому и забрали меня к себе.

– Мне жаль, – повторила я.

– Не нужно меня жалеть. Я совсем не помню мать с отцом.

Но они с Айриком сейчас в Лихоземье, а это значит, что их родители потеряли обоих сыновей сразу после их инициации. Мне внезапно стало интересно: они отреагировали на изгнание так же, как мой отец? С разочарованием и внезапной ненавистью?

– Родители Айрика – самые щедрые из всех известных мне людей, – продолжает рассказ Сорен. – В раю у Рексасены их ожидает самый роскошный дворец.

Эта фраза служит ответом на мой вопрос. Они не возненавидели своих детей. Наверное, ребятам было гораздо сложнее покидать деревню, оставляя за спиной мать с отцом, которые любят их, несмотря ни на что.

– А у тебя большая семья? – спрашивает Сорен в свою очередь. – Я слышал только про твоего отца.

Его корзина доверху полна, и теперь мой компаньон кладет ягоды прямо в рот. Я делаю то же самое. Никто из нас даже и не думает возвращаться в свои убежища.

Вместо этого я рассказываю ему о своих сестрах. Их я по крайней мере могу вспоминать без горечи, лишь с острым желанием увидеться снова.

– Шесть дочерей! – восклицает Сорен. – Ваш отец наверняка безмерно вами гордится!

Сначала мне кажется, что парень шутит, однако потом я понимаю, что он говорит серьезно. Он на самом деле считает, что отец должен гордиться такой большой семьей.

– Он гордился бы, если бы мы были сыновьями, – слова вырываются у меня помимо воли.

– Не может быть! Ты очень хорошо описала сестер, и они все кажутся замечательными людьми.

– Так и есть, но отец просто одержим идеей о передаче своего наследия. Он считал меня своим последним шансом передать бразды правления деревней и продолжить воинскую династию. А я его разочаровала…

Я собиралась сказать «подвела», но на самом деле это не я его подвела. Меня подставили.

– Тяжело такое слышать, – шепчет Сорен. – Похоже, Торлон – отличный воин, но никудышный отец.

Я не ожидала услышать эти слова из чужих уст, но я сердцем чувствую их истинность.

– Да, я именно так его бы и описала. – Я внезапно замечаю, что солнце уже садится. – Мне пора возвращаться. Не следует оставаться без укрытия, когда стемнеет.

– Может быть, я сумею тебя убедить перебраться к нам с Айриком?

Я даже не пытаюсь смягчить отказ.

– Нет, – мой моментальный ответ почему-то кажется ему забавным.