Шепот липкими инфернальными щупальцами достал из памяти одно из последних воспоминаний, смял его как бумагу и подал так, чтобы до моего ослабленного сознания дошла заключенная в нем суть.

«Доверяйте своим инстинктивным знаниям, элир Кхан. Спящее знание. Клинок. Их. Открывает.»

Провал в памяти на минуту, и вот я в минуту просветления осознаю себя с ножами в руках, выцарапывающим на стене несимметричный рисунок. Шепчущие — холодными пустыми голосами — где-то в углу запинывают лампу, а та все меркнет и меркнет. И лишь я во тьме, мотаясь из стороны в сторону, черчу на стене эти знаки, постепенно понимая их суть.

Активирована способность «Читатель»!

Описание: вы считываете астральный след, оставленный на поверхности стены неизвестной сущностью

«Это рисовал не я! Это рисовал не я! Это рисовал не я! — кричит мое обезумевшее от страха сознание. — А человек с волчье головой..» А тот, оскалившись, продолжает наносить на стены свои хтонические рисунки.

Голоса Шепчущих совсем близко, над самым ухом. Они о чем-то спорят, громко ругаются, превращая разговор в какофонию непередаваемых звуков, от которых у меня в самой душе становится холодно. У них нет слов, но есть голоса. Нет речи, нет имен, нет оттенков эмоций. Только невнятный безумный Шепот и это пугающее желание сказать тебе на ухо нечто тайное, доступное только ему. Диалог с пустотой, который нельзя понять умом.

Рисунки, рисунки и снова рисунки. Я хожу по темной комнате, тьма в которой стала частью меня самого. В воздухе над столом висит кружка с выцарапанным на боку аммонитом. Тара вращается, как и спираль рисунка на ней. Вода из кружки выливается, не долетая до пола, исчезает на следующем обороте, снова выливается из кружки.

Магия без рун и плетений. Магия Древних, играющих на струнах жизни и смерти. Магия, в рисунках которой нет ни единой прямой линии. Хотя нет. Вру! Вон тот рисунок на стене из семидесяти двух идеально ровных линий, при одном только взгляде на него заставляет волосы на затылке шевелиться. Сквозь линии в комнату сочится тьма, и ты чувствуешь, как кто-то с той стороны рисунка смотрит на тебя. Какова глубина линии? Объем двухмерной фигуры? Есть ли у эмоции рисунок и у рисунка эмоция? А можно ли через рисунок передать суть Древнего, поместив тем самым его частичку в комнату? Да… потом да, потом снова. Логика пасует перед такой магией. Ибо Древние смеются над скупостью разума человека.

Если бы кто-то утром спросил, умел ли я рисовать, я бы точно сказал, что нет. А сейчас рисую на стене полукруг с овальным краями, ибо угол в чертах у Древних имеет особый смысл. Чем сильнее Древний, тем ближе его форма тела и суть силы к форме круга. И наоборот, слабые угловатые порождения Древних, это их низшая грань. А щупальца так и вовсе признак низшей ступени силы у прислужника.

Узор цветка на стене шевелится. Он неживой. «Это имитация жизни для души уже умершего растения, — твердит Шепот из тысяч голосов. — Оно не понимает, что умерло и его заперли в рисунке на стене.» А я рисую гибкую линию, и мертвый цветок стекает в те самые семьдесят две линии, исчезая со стены.

Неровные линии, знаки Древних и даже понимание того, что мертвый рисунок можно оживить. Благодаря Волчьей Голове я уловил, дай Бог, одну тысячную долю того, что пытались рассказать голоса в Шепоте. И впрямь диалог, который нельзя понять умом.

Шепот в голове неожиданно стих. Все так же смотря на разрисованные стены, я заметил, что вижу свою тень. Кто-то открыл дверь в коридор, и в комнату хлынул поток света, разгоняя тьму. В углу победно замигала настольная лампа.

Стоящий в дверях хмурый Костас держал в руках пистолет. Богатырь постукивал им по бедру, нервно разглядывая стены некогда целой комнаты Учебки.

— Я не буду спрашивать, что мне теперь делать с тремя сотнями Одаренных, которых от беспричинного страха на толчок потянуло. Очередь до самой лестницы! Да и вообще, собирайся! Город-Поезд приехал. Мы отправляемся в Тальзеур!

Как оказалось, у здания Учебки имелся свой собственный выход на набережную, служившую перроном для левитирующего над рекой Города-Поезда. Монструозная маго-механическая конструкция из металла высотой с десятиэтажный дом сильно фонила энергией маны. У меня аж волосы дыбом встали!

Перед лобовой частью Поезда в воздухе вертикально парила магическая печать колоссальных размеров, фактически накрывая собой весь локомотив. Ещё одна печать, поменьше, находилась на видимой мне сейчас правой стороне локомотива, паря над огромным механическим колесом. Видимо, с другой стороны поезда в воздухе висит точно такая же магическая печать. И вся магистерия работает в зоне с плотностью маны даже 1-го уровня.

Пока я разглядывал локомотив с его крохотными окошками-бойницами и трубами, из которых валил синий дым, снующие туда-сюда грузчики спешно разгружали пассажирские вагоны. Их было всего шесть штук, но каждый своими размерами не уступал зданию длинной в пару сотен метров. Из-за этого сам Город-Поезд растянулся на полтора километра, а на перрон-набережную выход был только с двух вагонов. Еще раз взглянув на состав, насчитал, помимо локомотива, не шесть, а семь вагонов. Последний, прицепленный в самом хвосте, был вдвое меньше своих собратьев. Весь из себя неказистый и без окон. Эдакий грузовой контейнер только не оранжевого, а матово черного цвета.

Толпу собравшихся пассажиров пока не пускали на сам перрон. Одарённые и обычные люди — мы все толпились у закрытых калиток, отделяющих крепость от набережной. А по ту сторону ограждения из недр вагона выходили пассажиры, приехавшие к нам из Тальзеура.

Их было немного. Человек тридцать. Все как один одеты дорого и вычурно. Смотрят на нас как на толпу дикарей.

Стоящий рядом Костас довольным взглядом окинул пассажиров, столпившихся у калиток.

— Триста тридцать одарённых плюс три тысячи триста пассажиров и столько же тонн груза для товарооборота. Гляди, Кхан! Вот так наши государства деньги и зарабатывают. Пользуются гады тем, на что мы сами внимания не обращаем.

Откуда-то из памяти всплыла аналогия с самолетами. Там тоже есть ручная кладь и багаж. Видимо, тут аналогичная схема. А грузчики тем временем, закончив выносить вещи привезенные из Тальзеура, на погрузчиках начали загружать палеты с товарами, которые отправлялись вместе с нами.

— Картины, предметы языческих культов, исторически ценные книги, — голос дворянина наполнился грустью. — В Тальзеуре есть все, кроме потерянной истории с Земли. Вторая дочь Николая II, Елизавета, десять лет назад взялась за то, чтобы жители Империи знали культуру своего народа. Петр I, Суворов, война с Наполеоном, падение рода Рюриковичей.

— И зачем ей это? — мне такие запросы показались странными.

Богатырь вздохнул и, вспомнив что-то приятное, провел ладонью по своей лысой голове.

— Корни, Кхан. Всякий человек и особенно дворянин, должен знать, где его корни. Чем моложе страна, тем слабее государство и тем проще его расшатать и сломить. А в Тальзеуре всем странам по сотне лет или меньше. Ну… ходят, правда, слухи, что у Елизаветы есть и другие причины для сбора культурных экспонатов. Но я тебе этого не говорил!