— Успокойся, Тантор! — крикнул Корак. — Это я, Корак Тармангани.

При этих словах старый слон опустил свой хобот, и все стадо возобновило опять свои прерванные размышления. Всего только один шаг отделял Корака от старого слона. Корак прошел близко-близко, и слон ласково тронул его своим хоботом. Корак в ответ с большой нежностью похлопал гиганта по его могучему плечу. Из всех лесных зверей он больше всего любил эту толстокожую тварь, самую мирную и в то же время самую страшную. Грациозная газель не боялась слона, но Нума, владыка джунглей, убегал от него прочь, куда глаза глядят. Корак без боязни пробирался сквозь толпу слонов, слоних и слонят. То один, то другой из них протягивал к Кораку свой хобот, а один веселый слоненок, балуясь, схватил его за ногу и перевернул кувырком.

* * *

Было уже темно, когда Корак пришел в поселок Ковуду.

Прячась в тени хижин, подальше от человеческих взоров, он начал последовательно обыскивать весь поселок, внюхиваясь, вслушиваясь, всматриваясь. Где Мериэм? Его разведка шла очень медленно: нужно было вести дело так, чтобы даже чуткие дворняжки дикарей не заметили, что в деревне чужой человек. Часто Кораку казалось, что вот-вот его присутствие будет обнаружено: уж очень много было в этом селении псов; иные из них чуяли тревогу и выли.

Но вот, подойдя, к задворкам одной из хижин, в конце главной улицы, Корак внезапно уловил запах похищенной девушки.

С бьющимся сердцем, со страстью гончей собаки, внюхивался он в соломенную стену этой хижины. Его обоняние говорило ему, что Мериэм там, внутри. Но где же вход в эту хижину? Подкравшись к двери, Корак увидел, что у самого входа в эту тюрьму, где томится девушка, сидит на корточках дородный коренастый негр, а в руке у него длинное копье. Негр сидел к нему спиной; его фигура отчетливо вырисовывалась на фоне дальних деревенских костров, на которых туземцы готовили пищу. Он был один. Ближайший из его товарищей сидел у костра — в шестидесяти или семидесяти шагах от него. Для того, чтобы войти в хижину, Корак должен был либо проскользнуть незамеченным, либо заставить часового молчать. А что если часовой закричит? Со всех сторон сбегутся тогда чернокожие воины, вся деревня поднимется на ноги, и плохо придется тогда Кораку. Нет, проскользнуть незамеченным — выше человеческих сил!

Впрочем то, что невозможно для меня и для вас, возможно для Корака, для Убийцы, который так не похож ни на меня, ни на вас.

Между дверью в темницу и широкой спиной часового было добрых двенадцать вершков расстояния. Отблески света, которые играли на черной лоснящейся коже негра, падали также и на смуглую кожу Корака. Стоило только кому-нибудь из стоящих на улице бросить случайный взгляд сюда на крыльцо — и Корак погиб бы. Всякий заметит при таком освещении стройную, светлую, высокую, подвижную фигуру.

Но Корак рассчитывал на то, что занятые беседой туземцы не станут озираться по сторонам. Кроме того, яркое пламя костров вокруг которых они столпились, не дает им возможности хорошо разглядеть, что происходит на другом конце деревни, где Кораку предстояло действовать.

Держась возможно ближе к соломенной стене хижины и в то же время не производя ни малейшего шороха, Корак медленно приближался к часовому. Вот он в двух вершках от его плеча. Вот, извиваясь червем, пробирается он у него за спиной. Его колени ощущают жар, исходящий от разгоряченного голого тела. Он ясно слышит дыхание негра. Он изумляется, почему этот глупец до сих пор не заметил его приближения? Часовой сидит в прежней позе, не догадываясь о присутствии чужого, словно чужого и нет.

С каждым новым усилием Корак продвигался не дольше вершка, а затем останавливался и некоторое время стоял неподвижно. Как раз в ту минуту, когда он очутился за спиной у негра, тот выпрямился, широко открыл свою огромную пасть и зевнул, а потом вытянул свои черные руки у себя над головой. Корак стоял как каменный. Еще один шаг — и он в хижине. Руки чернокожего снова опустились на землю, он снова ослабел и согнулся. За спиной у него была дверь. Часто случалось ему во время дремоты прислоняться головой к двери. Сейчас снова им овладело страстное желание откинуться туда назад всем корпусом, чтобы насладиться запретным сном.

Но не к деревянной двери прикоснулись его плечи и его голова, а к живому, горячему телу — к паре человеческих ног. Из груди у него чуть не вырвался крик удивления, но его горло уже сжимали стальные пальцы, и крик замер у него в груди. Чернокожий пробовал подняться, сбросить с себя таинственное чудовище, освободиться от его могучих объятий, но тщетно. Железные руки не давали ему шевельнуться. Кричать он не мог. Его глаза выкатились из орбит. Лицо посинело. Он дернулся в последний раз и умер. Корак приподнял мертвое тело и прислонил его к стене около двери. Мертвец, освещаемый луной, казался живым.

— Мериэм! — прошептал Корак.

— Корак! Милый Корак! — раздался ответный шепот. Из опасения разбудить своих тюремщиков девушка подавила радостный крик, который готов был вырваться из ее груди.

Юноша встал на колени и разрезал веревки, которыми были связаны руки и ноги Мериэм. Он помог ей встать, взял ее за руку и повел к двери. Черный мертвец стоял у дверей на страже. У его мертвых ног повизгивала туземная дворняжка. Увидя выходящих из хижины людей, собака тихонько зарычала, а потом, почуяв чужого, громко и взволнованно залаяла. Сидящие у ближнего костра воины оглянулись. Не оставалось никакого сомнения, что они заметят белых беглецов.

Корак быстро юркнул в тень хижины и увлек за собой Мериэм, но было уже поздно. Человек десять воинов подбежали к хижине, чтобы узнать, что случилось. Дворняга, визжа, вертелась у ног Корака и своим визгом могла выдать беглецов. Юноша замахнулся па собаку копьем, но привыкшая к постоянным побоям дворняжка ловко увильнула от удара и снова пристала к Кораку, продолжая громко лаять.

Обеспокоенные топотом ног и криками бегущих воинов, жители деревни проснулись, высыпали на улицу и сбежались к хижине, в которой была заключена Мериэм. Они увидели мертвого часового, а через минуту самый храбрый из них после некоторого колебания вошел в хижину и обнаружил исчезновение пленницы.

Это неожиданное открытие привело чернокожих в бешенство, но виновника они не видели, и им не на кого было излить свою ярость. Один из начальников приказал обойти хижину кругом. Воины с первых же шагов наткнулись на белого человека, а на руках у него была их пленница. В белом человеке они сразу узнали виновника многочисленных грабежей, убийств и разбоев и, сообразив, что он один, а их много, и что он держит на руках девушку и потому не может защищаться, они бросились на него.

Корак, увидя себя окруженным, взвалил Мериэм на плечи и помчался к дереву, рассчитывая скрыться в лесу. Ноша мешала ему бежать. Мериэм сама бежать не могла, потому что грубые веревки, которые так долго скручивали ее, остановили кровь в ногах, и ноги у нее одеревенели. Если бы не это, беглецы спаслись бы наверняка, так как Мериэм скакала по деревьям не менее проворно, чем Корак. Но с девушкой на плечах было невозможно ни бежать, ни драться, и потому, когда деревенские дворняжки, возбужденные криками людей, стали хватать его за ноги, он не мог отогнать их и стал бежать совсем медленно. Наконец он споткнулся, упал, и собаки, как алчные гиены, вцепились в его тело. А когда он расправился с собаками, вскочил и бросился снова бежать, чернокожие нагнали его.