меньше двух кабельтовых два огонька слились в один, компьютер изобразил облачко пламени, и лодку накрыл странный звук – удар и стон лопнувшего стеклянного сосуда одновременно. Это до неё долетела волна взрыва.

«Грозный» завибрировал как единый массивный организм, отзываясь на гидравлический удар.

– Цель уничтожена! – раздался дрожащий голос старпома, контролирующего работу «Саргана» и БИУСа. – Атакуем лодку?

– Малый вперёд! – бросил капитан.

«Грозный» двинулся к противнику, словно собираясь протаранить его.

Несколько секунд колечко чужой подлодки оставалось в неподвижности: экипаж оценивал результат стрельбы и манёвр «Грозного». Можно было ожидать ещё одного залпа, но капитан американской подлодки не стал рисковать, осознав, что противник вооружён лучше.

Колечко на экране превратилось в стрелочку, которая начала двигаться с нарастающей скоростью, что свидетельствовало о панике на борту подводного ракетоносца. Через минуту подлодка удалилась на несколько сотен метров, шум её винтов перестал быть слышен, и стрелочка на экране компьютерного контроля погасла.

– Удрали! – прокомментировал событие старпом. – Отбой БТ?

– Режим «на ушах»! – отрезал Брайдер, что означало полную готовность лодки к боевым действиям и контроль обстановки с помощью всех имеющихся на борту средств.

Пентагон

27 декабря, после полудня

Поляки отказались реализовывать четвёртый этап ПРО и развёртывать в Познани ещё один зенитно-ракетный дивизион ракет «Патриот», и настроение у министра обороны было паршивое. Мир рушился на глазах! Всё больше стран принимали решение не размещать на своих территориях войска НАТО, и всё чаще начали демонстрировать свою мощь Россия и её сателлиты – Белоруссия, Казахстан, Китай и Индия. Американским «ястребам» приходилось отступать, тем более что «рука Москвы» – её военно-космические силы – могла теперь дотянуться за считаные минуты до любого района земного шара, имея в своём распоряжении гиперзвуковые ракеты и боевые лазеры.

Уилсон дал разнос заму, доложившему об очередном провале испытаний «доядерного» боеприпаса большой мощности, собрался отправиться в ресторан, чтобы пообедать в интеллигентной обстановке, и в этот момент ему позвонил Перетта:

– Джеймс, плохие новости.

Уилсон бросил хмурый взгляд на экранчик скайпа, скривил губы.

– Меня уже ничем не удивишь. Что у вас, Билл?

– «Мистик» отправился в путь.

– Это вы называете плохими новостями?

– И «Висконсин» подо льдами Росса наткнулась на чью-то подлодку.

В горле пересохло.

Уилсон налил в стакан содовой, представляя, как он докладывает об этом президенту, залпом выпил.

– И?..

– Капитан выпустил по лодке торпеду, но её уничтожили ответным залпом.

– Дальше, god dement!

– Капитан решил не развивать атаку и ушёл из этого района. Русские стрелять вдогон не стали.

– Почему русские?

– Потому что ни один флот мира, кроме русского, не имеет таких машин, а это скорее всего была новая «Лира» – «истребитель подлодок».

Уилсон откинулся на спинку кресла, с усилием собрал мысли в единый файл.

– Зачем они полезли туда?

– Наверно, за тем же, за чем и мы, – с философским спокойствием ответил начальник РУМО.

– То есть они… запустили свой батиплав?

– По косвенным данным, у них был такой план.

– Что мы можем сделать?

– Пока ничего.

– Но у нас там два эсминца, две подлодки… неужели не сможем выгнать одну русскую подлодку?

– Боюсь, что нет, сэр. К Антарктиде подходит их крейсер «Адмирал Кузнецов».

– Старая рухлядь!

– Боюсь, вы ошибаетесь, Джеймс. На «Кузнецове» установлены новейшие ракетные системы русских – «Форт-С», морской вариант «ЗРК С-500» и «Джинн» с ракетами «Булава», аж тридцать шесть ПУ. Нашим эсминцам этот дредноут не по зубам.

Уилсон внезапно успокоился.

– Значит, вы считаете, русские нас переиграли?

– Ещё нет, сэр, у нас ещё есть тузы в рукаве. Наш робот движется через тоннель между озёрами Белла и Восток и скоро нейтрализует русский. А потом туда выплывет «Мистик». Думаю, мы первыми завладеем найденными артефактами. Хотя я бы всё-таки усилил группировку нашего флота у Антарктиды. Давайте пошлём туда авианосец «Луизиана» в дополнение к «Трампу», он сейчас бороздит Индийский океан.

– Я один не решаю такие вопросы. Не уверен, что мы уговорим начальников штабов. Да и считаю, что одного «Трампа» будет достаточно.

– Я вас поддержу.

– Хорошо, я подумаю, – пообещал министр.

Антарктида. Край шельфового ледника Росса

27 декабря, вечер

Напряжение, царившее в кабине батиплава, не спадало уже больше трёх часов, все устали, особенно экипаж «Краба», и Вербов принял решение остановиться для небольшого отдыха.

Батиплав завис в тоннеле, больше напоминавшем штрек шахты, прямоугольной формы, хотя и с грубо обработанными стенами, шириной в шесть и высотой в четыре с половиной метра, так что двухцилиндровое тело аппарата едва не царапало потолок пробитого в неведомые времена и неведомо кем коридора.

Лобанов выключил прожектора. В кабине стало темнее. Светились лишь шкалы приборов да экраны радарной и гидроакустической систем.

– Предлагаю горячий чай с бутербродами, – сказал Лобанов, выбираясь из своего капитанского «терапевтического» кресла, которое он называл «рабочей станцией».

Кресло и в самом деле впечатляло дизайном (впрочем, как и весь аппарат) и функциональным разнообразием позиций. По заверениям Лобанова, оно легко трансформировалось «под сорок поз», могло нести на подлокотниках все нужные экраны и способно было интегрироваться в любой пост управления или командный модуль.

– Инга, вы не возражаете?

– Нет, – коротко отозвалась Вершинина, переставшая рассматривать уходящий в темноту ход.

Кабина «Краба» не была разделена перегородками на пилотский и пассажирский отсеки. Вернее, перегородка была, но невысокая, по пояс Вербову, и он мог наблюдать, сидя в первом ряду пассажирского отделения, как за своими спутниками, так и за действиями экипажа, состоящего из трёх человек, включая капитана.

Перезнакомились ещё во время долгого подводного перехода на «Грозном» от Видяево до Антарктиды, и Вербову нравились подчинённые Лобанова: уравновешенный, немногословный блондин Ваня Климов и бритый наголо, кряжистый, тяжеловесный, стеснительный энергетик-инженер Володя Пинчук.

Лобанов споро приготовил бутерброды, поднёс на пластиковом блюде Вершининой.

– Вот и бутербродики с русским маслом, вкусные. Чай зелёный или чёрный? Могу кофе предложить, только растворимый, кофемашину установить здесь не догадались, к сожалению.

– Обычный, – попросила девушка.

Лобанов принёс ей чашку с кипятком, бросив в неё пакетик «Краснодара».

– А вот я люблю китайские чаи, бесцветные, попробовал как-то белый чай и подсел.

– Кстати, впервые чай на Руси появился в тысяча шестьсот тридцать восьмом году, – заметил Дрёмов, забирая у Лобанова чайник. – Первому царю из династии Романовых, Михаилу Фёдоровичу, преподнесли в подарок несколько видов китайского цветного чая в ознаменование, так сказать, закрепления дружественных отношений, царю понравилось, особенно чёрный, особого качества, сделанный из «белых ресничек» – едва распустившихся почек чайного листа, по-китайски – бай-хуа.

– Байховый, значит?

– Это уже русская транскрипция.

– Откуда вы знаете?

Дрёмов улыбнулся, но не ответил.

Вербов уже убедился,