На Тиберии была туника оранжевого цвета, символизирующая душевное страдание. Впрочем, какая же еще туника может быть у человека, которого без конца предавали даже близкие соратники.

Гай Кассий вдруг осознал, что к императору у него смешанные чувства: от ненависти (ведь именно он захватил его родную Германию, пройдя по ней огнем и мечом) до благоговения перед его могуществом (он олицетворял собой священный Рим).

Он сам служил Риму, позабыв о том, что где-то на самом краю Римской империи находится его небольшая деревушка, где большая часть мужского населения погибла в сражении с Тиберием.

– Как тебе здесь? Нравится? – спросил император.

Голос у старика был негромкий, весьма располагающий. Так мог обращаться отец к сыну, вернувшемуся в родной дом после долгих лет скитаний.

– На острове красивые дворцы.

Император довольно заулыбался.

– Ты еще не все видел. Здесь очень много красивых мест. Как тебя зовут?

– Гай Кассий.

– У тебя красивое имя, в переводе с греческого оно означает «земной».

– В этом заслуга моих родителей.

– По твоему имени понятно, что они были на стороне Рима.

– Это действительно так.

– Как давно ты служишь в Иудее?

– Пошел четвертый год.

– Тебе там нравится?

– Я солдат, мне не пристало выбирать. Я служу там, где нужен императору и Риму.

Император одобрительно кивнул:

– Достойный ответ. Что говорят в Иудее о прокураторе Понтии Пилате? – Голос старика сделался совсем ласковым.

Теперь прояснилась цель визита – мало императору своих людей в свите прокуратора, так он решил заполучить соглядатаев и среди центурионов.

Не отводя взгляда, Гай Кассий произнес:

– Прежде Понтий Пилат был хороший полководец, когда-то я служил под его началом, а теперь он мудрый правитель. И справедливый… Насколько это возможно в такой непростой провинции, как Иудея.

Едва Тиберий сел на трон, как ужесточил свою власть в провинциях, сделав ее едва ли не абсолютной. И те немногие привилегии, что до недавнего времени имела местная аристократия, таяли с каждым указом. И раньше говорили о том, что император недоволен действиями прокуратора, и вот теперь Гай Кассий сумел убедиться в этом лично.

Над Понтием Пилатом сгущаются тучи.

Года не пройдет, как его отзовут обратно в Рим. Вот только, в отличие от центурионов, которые нужны при любой власти, он будет выброшен на обочину жизни, и для него будет большой удачей, если его не отравят где-нибудь по дороге в Рим.

– Возможно, – сдержанно произнес император. – Ты, кажется, начинал свою службу в Риме?

– Именно так, император, – поклонившись, ответил Гай Кассий.

Странно, что императора может тревожить судьба обычного центуриона. Сердце Гая Кассия учащенно забилось: «А может, император хочет восстановить справедливость и вернуть меня в Рим?»

– И за что же тебя отправили в Иудею?

Гай Кассий невольно нахмурился. Наверняка император знает истинную причину, но хочет услышать еще раз от него.

– Это произошло на праздник Юпитера, – негромко заговорил центурион, разглядывая сапоги императора: на икрах они завязывались широкими красными кожаными ремнями, на щиколотках было круглое украшение из золота.

Весьма искусная работа.

Поговаривали, что император частенько носил сапоги из черной кожи, лишенной всяких украшений, какие пристало иметь людям незнатного происхождения.

– Мы шли через торговую площадь. В этот день было очень много народу. И тут один из наших солдат крикнул, что у него срезали кожаные ремешки на поясе. – Император понимающе закивал. – Солдат без пояса не бывает. Это худшее наказание, которое можно для него придумать…

– Мне это известно, центурион, продолжай.

– Мы хотели ему помочь отыскать пояс, но толпа колыхнулась и оттеснила нас. А тут сразу двое закричали, что у них тоже срезали пояса. Один из наших заметил убегающих злоумышленников, мы бросились за ними и в схватке порубили их мечами.

– Больше никто не пострадал?

– В этой потасовке погиб отец одного из солдат, – не без труда вымолвил Гай. – Нас обвинили в преднамеренном убийстве и выслали в Иудею.

– Кажется, сын убитого солдата служит вместе с тобой?

– Да, его зовут Антоний. Сейчас он находится в Иудее и возглавляет отряд стражи.

– Вы поступили правильно. Никому не разрешено позорить римских солдат. Твой отряд стоял в охранении, когда был казнен Иисус Христос?

– Именно так, император, – с готовностью отозвался Гай Кассий. – Вместе с Христом казнили еще двоих разбойников.

– Они умирали долго?

– Убийца и вор долго не мучились, они умерли уже к вечеру. Христос оказался более выносливым. Он умирал…

– Ты облегчил его страдания? – перебил император.

– Да, – признался Гай Кассий. – Я ударил его копьем между ребрами. И скоро он умер. Мы воины, но не мучители, я просто облегчил его страдания.

– Ты проявил к нему милосердие.

– Мы проявляем милосердие даже к врагам. Если мы видим, что враг обречен, то ударом копья прекращаем его муки.

– И здесь ты поступил правильно, Гай, – сказал император. – Мне бы хотелось взглянуть на это копье. Оно у тебя с собой?

– Я его оставил у входа, как и положено, – несколько растерянно произнес центурион.

– Принеси мне копье! – распорядился император.

– Слушаюсь, – поклонился один из солдат.

Через минуту он вернулся, держа в правой руке копье. Приблизившись, он взял копье в обе руки и осторожно, как если бы опасался, что император может поцарапаться о заточенный конец, передал Тиберию.

Император уверенно забрал копье.

В этот момент, сидя на высоком троне с копьем в руках, он стал невольно напоминать громовержца. Правда, изрядно состарившегося, лишенного удалой силы, но по-прежнему грозного.

– Хм… Значит, это и есть то самое копье?

– Да, император.

– Как оно попало к тебе?

– Оно досталось мне от прежнего начальника стражи, которому его дал царь Ирод за доблестную службу.

– Понимаю… Сделаем вот что, это копье я оставлю себе. Надеюсь, ты не будешь против?

– Разве бы я посмел…

– Ты получишь другое. Мое… С которым я покорил Германию.

Центурион низко поклонился:

– Это для меня большая честь, император.

Осмотрев копье, Тиберий положил его на колени.