– Михаил Сергеевич, – неожиданно проговорил Ельцин, – вам нужно отказаться от совмещения двух постов. Вы и так президент Советского Союза. Этого более чем достаточно. Вы должны быть президентом всех граждан нашей страны, всех граждан пятнадцати республик, а не руководителем только одной партии, пусть даже самой большой. Вам необходимо отказаться от этой должности.

Если бы он сказал эти слова в другое время, возможно, Горбачев попытался бы как-то возразить. Но он помнил, как его встречали на последнем Пленуме и что именно говорили, когда встал вопрос о его смещении, поэтому промолчал. Но самое поразительное, что этот разговор происходил через два дня после завершения Пленума ЦК КПСС, где он высказывался о приверженности коммунистическим идеалам и выступал как лидер партии, осуждая Ельцина за его Указ о департизации. А сейчас стоял и спокойно слушал своего вечного оппонента.

– Может, мне стоит пойти на всенародные выборы? – неожиданно спросил он.

Ельцин и Назарбаев переглянулись. Оба понимали, что рейтинг Горбачева просто не позволит ему идти на такие выборы. К девяносто первому году он не составлял и нескольких процентов, упав до невероятного уровня. Спустя пять лет Горбачев примет для себя непонятное решение участвовать в выборах российского президента и получит позорные доли процента, отстав от всех основных кандидатов.

– Нужно проводить всенародные выборы и в Верховный Совет СССР, – предложил Назарбаев, проигнорировав вопрос Михаила Сергеевича.

– И необходимо поменять премьер-министра, – добавил Ельцин. – Вы же видите, как всех раздражает Павлов с его вечными хамскими замашками.

На этот раз Горбачев сразу кивнул. Более всего Павлов раздражал именно его. Он не стал уточнять, что премьер-министр раздражает и Раису Максимовну. После выдержанного и интеллигентного Рыжкова иметь рядом такой «агрессивный танк», каким являлся Павлов, было довольно нелегким испытанием.

– Его мы тоже поменяем, – согласился Горбачев, – только нужно продумать новую кандидатуру. Это не так просто – руководить таким сложным хозяйством. Нужен очень опытный и знающий человек, который будет пользоваться уважением национальных республик и сумеет находить с ними согласие.

– Возьмите Нурсултана Абишевича, – предложил Ельцин.

Назарбаев, смутившись, отвернулся. Ему было неудобно обсуждать вопрос о своем назначении. Горбачев изумленно взглянул на Ельцина, потом на Назарбаева, но сразу оценил преимущества этой кандидатуры.

– Если Нурсултан Абишевич согласится, то я буду «за», – пообещал он. – Правда, сначала нужно подписать договор, а уже потом заниматься распределением мест в союзном руководстве.

– Тогда мы будем ждать вас двадцатого августа, – сказал Ельцин, – у вас впереди еще подписание договора с Бушем.

– Да, – кивнул Горбачев, – он завтра прилетает в Москву. Мы уже все согласовали. Здесь не будет никаких проблем.

Они вернулись в комнату. Ни один из троих даже не подумал, что на балконе могут быть установлены такие же подслушивающие устройства, как и в комнате. Вечером того же дня полная расшифровка разговора была у Крючкова. Он несколько раз прослушал фразу Горбачева – «Крючкова и Пуго мы уберем», но даже не разволновался, хорошо зная непоследовательность и нерешительность своего президента. Зато обратил внимание совсем на другое. В разговоре с Ельциным Горбачев отложил решение вопроса об указе российского президента, решив обойти этот вопрос и переложить его решение на Комитет конституционного надзора. Крючков слушал и мрачнел все больше и больше. Он сидел в президиуме во время Пленума и слышал, как принималось заявление по поводу этого указа, слышал и оба выступления Горбачева с его осуждением. А теперь Михаил Сергеевич просто решил отложить решение самого важного вопроса и отбыть на отдых.

Четвертого августа, когда указ Ельцина должен был вступить в законную силу, Горбачев улетал в Крым. Это было невероятно, невозможно, немыслимо! Но вполне в характере президента СССР, что становилось уже дурной традицией. В то время как вся страна обсуждала Указ президента Ельцина о департизации, Михаил Сергеевич, не сказав ни слова, просто улетал из Москвы в Крым, словно не понимая, какие именно катаклизмы могут начаться сразу после четвертого августа. Словно нарочно выбрав именно это число для своего отпуска.

На следующий день группа экспертов КГБ начала разрабатывать план возможного введения чрезвычайного положения в стране, анализ внутренней и международной ситуации. Утром первого августа Крючков позвонил Лукьянову и сообщил:

– Ельцин и его компания давят на Михаила Сергеевича, пытаются провести свой вариант Союзного договора.

– Я знаю, – ответил Лукьянов. – После своего избрания Борис Николаевич сознательно идет на открытую конфронтацию. А Михаил Сергеевич готов на все компромиссы ради сохранения стабильности в стране.

– Они требуют провести новые выборы в Верховный Совет СССР, – сообщил Крючков, не сказав, откуда получил эту информацию. С Лукьяновым можно было говорить на подобные темы, не опасаясь ненужных вопросов. Анатолий Иванович был секретарем ЦК КПСС и заведующим отделом административных органов, который курировал все правоохранительные органы в стране, поэтому был в курсе того, как именно работает КГБ.

– Им нужно обязательно разрушить последнюю структуру, еще действующую в нашей стране, – разозлился Лукьянов, прекрасно понимая, что под новыми выборами подразумевается и обязательное смещение его самого с поста руководителя Верховного Совета СССР.

– Многие считают, что нужно отклонить подписание договора в таком виде и ввести в стране чрезвычайное положение, – осторожно предложил Крючков. Это было мнение его аналитиков.

– Я об этом все время говорю Михаилу Сергеевичу, – неожиданно сказал Лукьянов, – и Валентин Сергеевич на этом настаивает. – Он имел в виду Павлова.

– Нельзя все время уступать этим авантюристам, которые пытаются разрушить нашу страну, – сказал Крючков. Ему было очень важно услышать мнение Лукьянова.

– Ни в коем случае, – поддержал его Лукьянов, – иначе мы вообще окажемся неизвестно где.

Этот ответ Крючкову понравился. Он знал своего собеседника много лет, и ему было важно убедиться в том, что на этого человека можно положиться. Ведь он считался не просто правой рукой президента, а самым близким и доверенным лицом Михаила Сергеевича. Человеком, с которым Горбачев дружил уже больше сорока лет. Если и Лукьянов так думает, то можно уговорить Горбачева не подписывать договор в таком виде и не соглашаться с требованиями Ельцина.

Крючков распорядился послать запись разговоров трех президентов Лукьянову после четвертого августа, чтобы не волновать Горбачева перед его важной встречей с президентом США. Пусть вернувшийся в Москву Михаил Сергеевич поймет, что Крючков слушал и осведомлен об этом разговоре. Он еще не знал, какие тектонические изменения произойдут к моменту возвращения Горбачева из Фороса, когда эти пленки будут использованы следователями прокуратуры в качестве улик обвинения против самого председателя КГБ. Но копию пленки он оставил в своем кабинете.