Она снова заплакала, а Карелла все так же молча смотрел на нее. Наконец слезы иссякли. Женщина встала, отерла глаза и промолвила:

– Вы хотели осмотреть комнату Мюриэль.

– Да, если это возможно, – кивнул Стив.

Взяв бутылку, миссис Лоури поставила ее на полку в шкаф – туда, откуда взяла ее ранее.

– Комната Энди в коридоре напротив, – произнесла несчастная. – Ее тоже будете осматривать?

– Мне нельзя, – ответил Карелла.

– И что же вас останавливает? – устало спросила миссис Лоури.

– Закон.

Повернувшись, она взглянула на него. Брови женщины чуть двинулись вверх. Казалось, теперь она смотрела на него по-новому. Затем она отвернулась и вышла в коридор, миновав приоткрытую дверь, что вела в комнату сына. Когда Карелла проследовал за миссис Лоури, то сквозь щель ему удалось разглядеть край кровати с синим покрывалом, кресло, зеркало с кленовым шкафчиком под ним и бордовое знамя на стене, украшенное отливавшей золотом надписью «Школа Хадли».

– Моя спальня напротив комнаты Энди, – пояснила миссис Лоури, – а девочки жили в самом конце коридора. – Она открыла дверь их комнаты и отошла в сторону, чтобы пропустить Кареллу.

На улице стояла осень, но в комнате ощущалась весна. Зеленые коврики и белые лакированные шкафчики. Смятые желто-зеленые покрывала на кроватях и занавески в маргаритках. Зеркало в полный рост, убранное в белую лакированную раму. Письменный стол под окнами – белая пластиковая столешница, белые ножки, три ящика. На столе – желтый лакированный лоток для бумаг и лампа с белым матовым абажуром. Комната была выдержана в разных оттенках зеленого и желтого, тогда как белый цвет играл роль связующего звена. В результате комната словно бы дышала весной и юностью.

– В этой части комнаты, тут, возле окон, жила Патриция, – пояснила миссис Лоури, – вещи на этой стороне, соответственно, принадлежат ей. А другая сторона – Мюриэль. У девочек был общий стенной шкаф. Он встроенный – вот у двери. Слева – вещи Мюриэль, справа – Патриции. – Поколебавшись, женщина спросила: – Вам нужна моя помощь? У меня вдруг что-то силы кончились.

– Я быстро, – коротко ответил Стив.

– Мистер Карелла?

– Да?

– Он не мог это сделать.

– Миссис Лоури… – начал детектив.

– Я знаю… На него указала родная сестра.

– Да.

– И все же… – промолвила она и замолчала, закончив остаток фразы про себя. Несколько мгновений она чуть заметно покачивала головой и пожимала плечами. Наконец, сокрушенно вздохнув, она развернулась и вышла.

Карелла услышал в коридоре удаляющиеся звуки шаркающих шагов. Наконец хлопнула дверь спальни в конце коридора, щелкнул замок, и наступила тишина.

Не вызывало никаких сомнений, что в комнате проживали два совершенно разных человека. Карелле не довелось свести знакомство с Мюриэль Старк, он видел лишь ее израненное тело в подъезде заброшенного дома, потолок которого бугрился пузырями вздувшейся штукатурки. Однако со всей очевидностью ее присутствие по-прежнему ощущалось в этой комнате, как, собственно, и присутствие Патриции Лоури. Контраст между двумя девушками представлялся разительным. Об этом свидетельствовали принадлежавшие им вещи.

Судя по той части комнаты, что принадлежала Патриции, в девушке оставалось еще много ребяческого.

Несмотря на то что над ее кроватью висели плакаты с цветными фотографиями Роберта Редфорда и Пола Ньюмана, в то же время на полках слева и справа от шкафчика восседало разношерстное семейство кукол, в которые Патриция явно давно уже не играла. Поверхность шкафчика представляла собой настоящую сокровищницу – там лежали сложенные аккуратной горкой ракушки и клочки разноцветной ткани, стояли в ряд бутылочки и стеклянные фигурки зверей, темнели причудливых форм деревяшки. Патриция нанизала на розовую ленту рождественские открытки и повесила их под потолок. Теперь импровизированная гирлянда едва заметно покачивалась на легком ветерке, проникавшем в комнату через приоткрытое окно. Еще одна гирлянда из открыток с изображениями различных мест висела над окном. Под белой лакированной рамой, обрамлявшей зеркало, Патриция насовала фотографии – в основном девочек, скорее всего одноклассниц. На одной из карточек корчила рожицы Мюриэль, на другой был запечатлен улыбающийся Эндрю, стоящий на голове.

В ящиках шкафчика Карелла обнаружил письменные принадлежности, тетрадки, в левом углу которых красовались маленькие розовые буковки «П. Л.», записную книжку и письма, часть из них Патриция хранила годами. Некоторые из них она получила, когда отдыхала в детском лагере под названием «Билвик», располагавшемся в Арлингтоне, штат Вермонт. Судя по штампам на конвертах, это было пять лет назад, когда Патриции шел одиннадцатый год. Все письма были либо от родителей, либо от ее брата Эндрю. Там же в ящиках лежали сочинения, которые Патриция писала в шестом классе. Карелле врезалось в память заглавие одного из них: «Как дрессировать черепаху». Еще Стив нашел старые контрольные по математике, которым было бог знает сколько лет. В математике Патриция делала успехи – за контрольные стояли сплошь пятерки. Там же отыскалась тетрадка со стихами – судя по сформировавшемуся почерку, девушка сочинила их совсем недавно. По книжкам в мягких обложках, стоявшим на полках, можно было догадаться, что Патриция предпочитала готическую литературу и романы о медсестрах. Из общего ряда выбивалась повесть о маленькой девочке и ее лошадке. Из журналов девушка читала молодежный «Мне семнадцать» и сатирический «Безуминка». С календаря на стене той части комнаты, что принадлежала Патриции, смотрел Чарли Браун[10], а копилка девушки была выполнена в виде собачки Снупи. Слушала Патриция исключительно рок, правда, самый разный: и хард-рок, и эйсид-рок, шок-рок. За пределы рока ее музыкальные пристрастия не выходили. Одежда в шкафу являлась ярким отражением ее вкусов. В стилистике ее одежды было понемногу от всего – и ребяческого, и вызывающе сексуального, и экспериментального. Одним словом, это был типичный гардероб девочки-подростка, переживающей непростой этап взросления.

Складывалось впечатление, что Мюриэль Старк, которой было семнадцать лет, этот этап уже прошла.

Тогда как Патриция все еще цеплялась за уходящее детство – куклы, коллекции фигурок, ракушек и бутылочек, письма, школьные сочинения и контрольные работы, рождественские открытки прошлых лет, Мюриэль, по всей видимости, уже считала себя взрослой. Отсутствие всяких бесполезных мелочей в ее вещах можно было легко объяснить. Когда в автокатастрофе гибнут родители и тебя соглашаются приютить родственники, ты вряд ли станешь испытывать их гостеприимство и брать с собой всякую дребедень вроде коллекции ракушек. Вещи, стоявшие на шкафчике Мюриэль, были строго утилитарны, являя собой резкий контраст со скарбом Патриции. На шкафчик Мюриэль складывала украшения, ставила туда косметику, духи и лаки для ногтей. Там же стояла яркая лампа, а над шкафчиком висело зеркало, из чего Карелла предположил, что именно здесь Мюриэль красилась, после того как умывалась в ванной комнате, расположенной в коридоре. В дальнем углу стояло пресс-папье, украшенное изображениями цветов. Под ним девушка хранила вырезки из женских журналов, в которых рассказывалось о различных способах сделать карьеру. По всей видимости, больше всего Мюриэль привлекала работа стюардессы. Помимо двух статей об авиаперелетах, Карелла обнаружил под пресс-папье две брошюры двух разных авиакомпаний, в которых излагались требования к соискателям на работу, рассказывалось о процессе обучения, зарплатах и перспективах карьерного роста. Художественную литературу Мюриэль читала мало, но книг на ее полке было достаточно, причем по самым разным тематикам. Из журналов она читала «Базар» и «Космополитен», а на самой верхней полке ее части платяного шкафа, под ворохом одежды, Карелла обнаружил экземпляр «Пентхауса». По всей видимости, Мюриэль обычно такого рода издания не читала, но один раз все же решила совершить экскурс в запретное. Стиль одежды свидетельствовал о наличии развитого и при этом достаточно тонкого вкуса. В коллекции Мюриэль имелись только долгоиграющие пластинки (по всей вероятности, проигрыватель она делила с Патрицией). Несмотря на то что девушка слушала и рок, по всей вероятности, она из него уже начала вырастать – большинство пластинок представляли собой записи выступлений бродвейских исполнителей и женщин-вокалисток. Одну из пластинок Мюриэль заслушала буквально до дыр – картонная обложка-конверт была вся затерта, а виниловый диск покрывала сетка царапин. Это был альбом поп-дивы Карли Саймон «No Secrets».