Но вернусь во Дворец Съездов. Он был создан для проведения массовых торжественных мероприятий: съездов, пленумов, заседаний, собраний, концертов. И мероприятия шли сплошной чередой под гром аплодисментов, переходящих в овации, и скандирование здравиц. На третьем году существования Дворца это привело это к непредсказуемым последствиям.

Далее я описываю происшедшее со слов моего знакомого членкора. Во время очередной речи Н. С. на пленуме ЦК КПСС он как консультант находился за кулисами. Известно, что Н. С. любил украшать свою речь шутками-прибаутками и простонародными выражениями (одна «Кузькина мать» чего стоит!»). Позднее Черномырдин В. С. тоже пытался, но далеко ему было до Н. С. Первая часть речи, с изложением очередных задач шла, своим чередом, под гром аплодисментов. Во время второй части, где излагался план исполнения поставленных задач, докладчик увидел в зале нечто странное: кто-то из делегатов чесал лысину, кто-то мял шею. Раздражённый Н. С. объявил перерыв и, выйдя за кулисы, начал выговаривать членкору: «Почему они «репу чешут»? Что ты тут такое понаписал?» Автор оправдывался, как мог. Н. С. продолжил доклад под всеобщее «чесание репы». То же самое продолжилось при выступлении содокладчиков. По окончании мероприятия начали выяснять причины чесотки и в некоторых креслах, обитых дорогущим сукном, нашли каких-то блох и личинки моли. Сделали дезинфекцию и на всякий случай заменили обивку. Однако на следующем заседании эффект «репу чешут» повторился. Только после анализа пыли выяснили, что в обивке присутствуют микрочастицы стекловолокна. Попадая на влажную от пота кожу, они вызывали эффект чесотки. В воздух зала частицы поступали из акустических панелей потолка, которые подвергались микро разрушению от «бурных и продолжительных аплодисментов». Панели были закуплены в ГДР и, на первый взгляд, эстетически превосходили отечественные. Но в состав немецких входило стекловолокно, а наши были изготовлены из патоки картофеля и отрицательными свойствами немецких не обладали. Кроме того, будучи покрашены полимерными красителями с противопожарной пропиткой, импортным не уступали и по внешнему виду.

Была поставлена задача: срочно к следующему мероприятию заменить акустические панели потолка без демонтажа кресел зала и без возведения лесов. Я в то время был студентом МИСИ и проходил практику в Моспроекте 1, являвшимся генеральным подрядчиком проектирования Дворца съездов. Наш отдел занимался конструированием универсального нестандартного оборудования. Мой вклад в замену панелей заключался в том, что при проектировании была воплощена моя идея. Она была такова: две портативные, работающие синхронно лебедки крепятся к фермам перекрытия в чердачной зоне подвесного потолка, а к крюкам троса крепится корзина для рабочих-высотников. Панели быстро заменили, и после этого эффект «чесания репы» прекратился. Я получил премию в размере оклада конструктора-стажёра и почётную грамоту Главного архитектора Москвы. Это была моя первая премия за конструкторскую разработку. Раньше я получал премии только за рацпредложения на мебельной фабрике.

Вообще-то в эпоху Н. С. народу часто вешали «лапшу на уши», обещая многое априори невыполнимое. Но наш народ умел «чесать репу» и не очень верил обещаниям. В своей дальнейшей жизни я часто, прежде чем принять принципиальное решение, «чесал репу».

Постоянно разъезжая по командировкам, я неоднократно встречался с одними и теми же исполнителями работ на разных объектах. Невольно становился их близким знакомым и очевидцем бытовой жизни командированных исполнителей в житейских ситуациях.

Так я познакомился с коренастым мужчиной среднего роста, но с редкой особенностью внешности – у него был величественный прямой Нос (по бытовому – шнобель). Семьянин с двумя дочками. Он был брюнетом с карими глазами и приветливым лицом, весьма стеснительный, но компанейский товарищ. Классный профессионал своей специальности – исполнитель художественно-мозаичных панно – он работал в бригаде народного художника СССР В. Замкова, где я был конструктором.

Командировки бригады, как правило, были продолжительными по типу вахтового метода. Я обратил внимание на то, что на протяжении нескольких лет почти при каждой нашей встрече его Нос был всегда травмирован или заклеен пластырем. Каждый раз, встречая его, я неловко улыбался, а он говорил: «Что лыбишься, знаешь как больно?», глаза его слезились, а Нос был воспалён. И я ожидал от его коллег очередную байку про его страдальческий Нос. Однажды я с другими членами нашей бригады парился в бане и обратил внимание на то, что пенис у него был больше среднего. Его носу доставалось (с точки зрения травматизма) по любому поводу и случайно: – женщины к нему были явно неравнодушны, потому как при очередной встрече с ним я обнаруживал, что у него всегда была местная «пассия», а то и не одна. Бывало, что женщины дрались из-за него, а их мужчины были недовольны этим и не напрасно его обижали. Нос страдал от: царапин, укусов (в порыве страсти) «пассий», и в драке с «рогоносцами». Ему нежелательно было ходить даже одному.

В командировках всякое бывает. После тяжёлой рабочей недели, работая по 12–14 часов, в выходной день бригада расслаблялась и «ублажала Бахус», вследствие чего случались и драки. Наш герой, разнимая дерущихся, непременно получал по Носу.

Бывали случаи, когда он, поскользнувшись, падал и разбивал Нос.

Даже при монтажных работах мой герой ухитрялся что-то задеть или его чем-то задевали, при этом всегда страдал нос. Я бы не верил всем этим байкам, если бы сам не стал очевидцем трагического случая. Монтируя трёх ярусное (высотой в три этажа) мозаичное панно, мы стояли внизу в касках, и я что-то объяснял ему по чертежам. Сверху услышали крик «полундра». Задрав головы вверх, мы услыхали, как что-то брякает о металлические леса и падает. Оказалось, что монтажник на третьем ярусе обронил электрод и он угодил именно ему, а не мне, по Носу, да так, что ему сломало переносицу и из носа хлестала кровь. Мы вызывали скорую помощь и его отправили в больницу.

Что это – Судьба или господин Случай? Особливо берегите нос, если он у вас величествен!

Детство – прекрасная пора, воспоминания о ней, как правило, остаются на всю жизнь. Но некоторые эпизоды запечатлеваются особенно ярко. Об одном таком трагическом эпизоде и будет рассказ.

В послевоенные годы мне приходилось жить с ранней весны до поздней осени в деревне, расположенной недалеко от райцентра, в учительской семье. Мама периодически привозила московские продукты первой необходимости: сахар, крупы и полу копчёную колбасу. В деревне послевоенные годы были нелёгкие. Народ голодать не голодал, но жил до пятидесятых порой впроголодь. В колхозе все работали за трудодни, оплачиваемые натуральными продуктами производимыми колхозом (мака, растительное масло и т. д.) с. Некоторые семьи жили даже в землянках – это та же маленькая хата без печки, но врытая наполовину в землю, с маленькими оконцами.

Распорядок дня для детворы, как нам казалось, был строгий. Рано утром (нельзя было проспать) выгоняли скотину в проходящее стадо. Потом лёгкий завтрак: ядрёный квас, хлеб, картошка и иногда молоко. Прежде чем вырваться гулять на волю, необходимо было до наступления жары прополоть, прорыхлить или окучить 2–3 грядки огорода. До обеда гуляй – не хочу, но если загуляешься и придёшь не вовремя, считай, что остался без обеда. Ели за большим столом всей семьёй из чугунка деревянными ложками. В чугунке готовили сразу и первое и второе. На третье давали стакан чего – либо: молоко, компот или чай из трав. Затем опять раздолье: река с рыбалкой, лес и бахчи. На ужин незатейливая пища: куриное яйцо, каша и кислое молоко. Хлеб пекли в печи или иногда покупали в сельпо. Электричества не было, пищу готовили на керосинках. Когда темнело, мы через день выгоняли сельповских лошадей в ночное. Забава та ещё! Верхом на усталых лошадях наперегонки мчались галопом на заливные поймы, где росла трава на любой вкус. Лошадки, предчувствуя свободу от сбруи, мчали нас быстро. Спутав им, передние ноги путами, выпускали на волю. Наша задача была следить, чтобы они первые два часа не разбредались слишком далеко. Наевшись вдоволь, они ложились или кемарили стоя. Мы сидели у костерка, пекли картошку, травили анекдоты, выясняли кто прав или кто сильнее. В то время в ходу был модный анекдот об особенностях национального характера русских: один русский – пьяница, два русских – драка, три русских – первичная партийная ячейка. У детворы была своя трактовка анекдота: один пацан – индивидуум (пацан сам по себе); два пацана – разборка «кто прав «или «кто сильнее»; три пацана – кодла! Нас было пятеро от 6 до 11 лет: трое из деревни и двое из слободки. И что мы только не вытворяли: забирались в гороховые плантации, охраняемые инвалидом с берданкой, заряженной солью; делали набеги на бахчи, охраняемые наездником с нагайкой, который жёстко пресекал воровство, неважно кто его совершает – стар или млад; таскали сладкий жмых из-под носа у злых свиноматок. Что было в изобилии в деревне, так это дешёвая водка и «вкусная» махорка. Дешёвая водка («Сучёк») стоила 21 руб. В городской заводской столовой железнодорожников, можно было пообедать за 4 руб. (постные щи да каша с компотом, хлеб был бесплатный). Но вернусь к своему рассказу.