– Может, спросить, как его звали? – предложил кто-то. – По имени легко определить, японец это или китаец.

Как ребенок, которого только что отругали, староста отрицательно качал головой. И сколько его ни спрашивали, ничего добиться не смогли. Он даже не помнил, к какому ордену принадлежал этот монах, откуда он приехал – из Мехико или из другого места.

Выезжать нужно было засветло. Староста угостил японцев едой, именуемой тортилья, – это были маисовые лепешки, напоминающие такие же японские, но сделанные из риса, в которые был завернут сыр, похожий на японский соевый творог тофу. Еда издавала резкий непривычный запах, и японцы с трудом глотали ее.

Снова выстроившись в цепочку, путники спустились с горы. Потянулся все тот же монотонный пейзаж. На пересохшей от палящих лучей солнца земле, точно надгробия заброшенных могил, высились агавы и кактусы. В туманной дали виднелись лысые горы. Мошкара с громким жужжанием облепляла потные лица путников.

– Неужели где-то здесь и вправду живет японец? – отгоняя мошек, спросил Ниси, повернувшись к Танаке.

– Хотел бы я встретиться с ним, – сказал Самурай, оглядывая бескрайнее плато. – Но наше путешествие не увеселительная прогулка в горы. Мы не можем позволить себе отклоняться в сторону.

Примерно через два часа после того, как они покинули деревню, над одной из ближайших голых гор показался черный столб дыма. Капитан и Веласко остановили путников и некоторое время смотрели в ту сторону. Вдруг такой же столб дыма появился в другом месте. Издалека можно было различить маленькую фигурку обнаженного по пояс индейца, который, точно ловкий зверь, перескакивал со скалы на скалу.

Путники двинулись дальше. Обогнув гору, они увидели с десяток обгорелых хибарок, от которых остались лишь закопченные стены. Вокруг торчали черные, опаленные огнем голые деревья. И ни живой души.

– Я предполагал заехать в Таско, – сказал Веласко японцам, глядя на развалины. – Но, пожалуй, лучше переночевать в ближайшей редукции. – Он изобразил на лице свою обычную снисходительную улыбку. От него исходил еще более сильный запах, чем обычно. – А те дымы, я думаю, сигнальные костры индейцев, которые все еще не прониклись расположением к испанцам. Через семь дней, надеюсь, мы уже будем в Мехико.

Ночь мы провели в деревне Игуала. Нам пришлось сделать это потому, что всю дорогу нас сопровождали сигнальные дымы индейцев. То было дикое племя, не ведающее Бога, которое нас ненавидит. Опасаясь беды, мы решили не заезжать в Таско. Через неделю мы прибыли в солнечный Мехико.

Когда с холма перед нами раскинулся этот прекрасный город, японцы умолкли, потрясенные. Даже любопытные купцы и те притихли. Правда, холодный прием, оказанный японцам в Акапулько, неприятно поразил их, и я чувствовал, что среди них растет недовольство. Но все же посланники выстроили своих людей, и те с пиками и знаменами чинно сопровождали их.

Мы прошли через городские ворота и оказались на омытой дождем площади, где раскинулся рынок, – там толпились мужчины и женщины, продававшие свои товары. Их так поразила процессия японцев, которых никто до этого в глаза не видел, что люди, забыв о торговле, побросав товары, устремились за нами.

Вышедшие навстречу братья нашего ордена проводили нас в монастырь Святого Франциска. Японцы, которым пришлось из жаркой низины подняться на гору к монастырю, очень устали. Они жаловались, что им трудно дышать – в атмосфере Мехико действительно мало кислорода, – у некоторых кружилась голова. После еды (испанская пища, по-моему, им мало подходит – они избегают мяса, запрещенного буддизмом, и ограничиваются рыбой и овощами) все отправились поспать. Посланники тоже выглядели изможденными и после ужина, поклонившись настоятелю Гуадалкасару и братьям, разошлись по своим комнатам.

– Минутку, – сделал мне настоятель знак, как только японцы удалились. – Нам нужно поговорить.

Когда мы вошли в келью, все убранство которой составляли лишь образ, соломенный тюфяк и распятие на стене, на его лице впервые появилась растерянность.

– Мы сделали для вас все, что было в наших силах. Однако вице-король Акунья до сих пор не дал согласия принять японских посланников.

Получив письмо, отправленное мной через коменданта форта Акапулько, настоятель постарался убедить вице-короля и других влиятельных людей Мехико оказать японским посланникам подобающий прием. Однако вице-король до сих пор колеблется, не зная, следует ли дать им официальную аудиенцию.

– Причина в том… – настоятель глубоко вздохнул, – что есть люди, противящиеся вашим планам.

– Я в этом не сомневался.

Даже не спрашивая, я прекрасно знал, кто выступает против. Это были местная знать и крупные торговцы, заключающие сделки с испанскими купцами из Манилы. Они опасались, что, если Япония, минуя Манилу, будет торговать непосредственно с Новой Испанией, это помешает росту их прибылей. А за всем этим, как настоятелю должно быть известно, стоят иезуиты, которых не радует проникновение в Японию нашего ордена.

– Они утверждают, что поданное вами ходатайство… полно лжи.

– В чем же?..

– Вы писали, что король японцев будет охотно допускать в страну миссионеров. Однако, по донесениям из Манилы, японцы не приветствуют христианство, следовательно, вы исказили факты…

– Политическая обстановка в этой стране неустойчива – это безусловно, – почти закричал я неожиданно для себя. – Там происходят серьезные междоусобицы, правитель, предпринявший поход в Корею, лишился власти, и новый сёгун укрепляет свое могущество. Без его одобрения мы бы не смогли предпринять это морское путешествие и добраться до Мехико.

– Что касается Японии… – настоятель сочувственно улыбнулся мне, – вы знаете о ней гораздо больше, чем мы. Мы должны верить тому, что вы говорите.

Добрый настоятель высказал лишь опасение, что я могу стать посмешищем и к моим словам не будут прислушиваться. Глядя на этого слабого духом человека, я вспомнил оставшегося в Японии моего товарища, отца Диего. Неужели отец Диего, у которого всегда красные, будто заплаканные глаза, до сих пор не покинул Эдо?

Расставшись с настоятелем, я вернулся в предоставленную мне комнату и зажег свечу. Я предполагал, что наши противники будут плести интриги. Я и не надеялся, что все пойдет гладко. Иезуиты не лгут, что в Японии действительно начались гонения на христиан, а найфу и сёгун не одобряют деятельности миссионеров. Но это не означает, что мы должны отступить и отдать эту страну во власть дьявола и язычества. Миссионерство – та же дипломатия. Оно подобно завоеванию чужих стран. И миссионерская деятельность заставляет прибегать к хитрости и уловкам, временами к угрозам, а временами идти на уступки – если такие действия помогают распространять Слово Божье, я не считаю их постыдными. Ради распространения веры приходится иногда закрывать кое на что глаза. Завоеватель Новой Испании Кортес, высадившись здесь в 1519 году с горсткой солдат, захватил в плен и истребил бесчисленное множество индейцев. Никому не придет в голову оправдывать его действия с точки зрения учения Божьего. Но не нужно забывать и о том, что благодаря этим жертвам сейчас огромное число индейцев следует христианскому учению, спасено от варварских обычаев и встало на путь, указанный Господом. Никому не дано с легкостью решить, что лучше: оставить индейцев с их дьявольскими обычаями или преподать им Христово учение, закрыв глаза на то, что это сопряжено с определенным злом.