Первый луч восходящего солнца застал Томарсина на пороге хижины. Он не помнил, как ушёл отшельник, видимо, перед рассветом забылся в коротком сне. Проснулся он от толчка, как ему показалось, изнутри, пробудившего чувство тревоги. Сразу вспомнил всё, что было вчера, и сон как рукой сняло. Он знал, что не проспал рассвет, причина тревоги не в этом. То, что вчера ощущалось едва, то, что несло в себе зло, стало больше и ближе. Буквально нависло над душой.

Он вышел из хижины, ожидая первый аккорд рассвета. В зыбком предутреннем свете поляна перед болотом выглядела пустой и непривычной на вид.

«Из болота никто не вышел?» – подумал он.

«Вышел, вышел – раздался внутри него тягучий и липкий голос, – я здесь, я само болото, всё здесь моё, и ты сейчас будешь мой».

Вместе с этими словами-мыслями в душу Томарсина начал заползать постыдный и липкий, как трясина, зловонный и гадкий страх. Лес вокруг начал меняться. Деревья искривлялись и меняли форму, и причиной тому стала не предутренняя мгла. Томарсин вдруг понял, что видит лес не своими глазами. Глазами того, кто пытался залезть к нему в душу. И тут раздался первый аккорд рассвета. Первый луч восходящего солнца вырвался на свободу, окрасив золотом восток. Вместе с этим лучом Томарсин как будто проснулся, а лес и поляна приняли нормальный вид.

«Выходит, я спал, это был сон, встать встал, а проснуться забыл, – совсем невесело усмехнулся Томарсин, – но где же тот, что выходит из болота?» – вроде как заново вспомнил он.

«Я здесь, и это был не сон. Чиста душа твоя, нет места в ней для грязи, отвергла меня она. А значит, по сему, быть бою, ты умрёшь, как умерли все десять, что были до тебя. Не можешь быть моим, никем не будешь».

– Витиевата речь твоя, но где ты сам? – уже не мысленно, а вслух сказал Томарсин. – Выходи и покажи своё умение в бою. Надеюсь, не словесный поединок нам предстоит, – с сарказмом прозвучали его слова.

«Я здесь, лежу перед тобой, разуй глаза, болото я, болото. Разве не слышал ты слова мои? А я ведь говорил об этом».

– И как же ты собираешься сражаться со мной, выйдешь из берегов и утопишь меня? – усмехнулся Томарсин, хотя ему совсем было не до смеха.

Мысленный голос замораживал кровь и инеем покрывал душу.

«Сейчас узнаешь. Войдёт в силу рассвет, и вместе с ним я силу обрету. Вижу, храбришься ты, хотя очень страшно тебе. Со страхом ты способен совладать, и то я вижу. Быть бою, быть, а вот тебе не быть после него. Ага, а вот и солнце, одиннадцатое тысячелетие я открываю для себя».

Так был устроен этот мир, что солнце выходило из болота. В той стороне восток. И вместе с восходящим солнцем болото вздыбилось, волна зловонной жижи на миг закрыла солнце и плюхнулась на поляну.

Томарсину сначала показалось, что волна явилась по его душу. С таким же успехом болото могло накрыть волной весь дом, вместе с ним, стоящим на пороге. Но, похоже, у болота другая цель. Волна упала в центр поляны и откатилась назад. Но посреди поляны осталась лужа дурно пахнущей грязи. И вот из этой грязи начало вырастать человеческое тело. Всё произошло очень быстро. Рассвет только занимался, а в центре поляны, на месте лужи, стоял обнажённый человек, играя буграми мышц лоснящегося тела, цвета той же грязи, из которой оно создано. В пустых глазах новорождённого, а они невольно приковывали к себе внимание, таилась глубина трясины, породившей его, всё её коварство и скрытая мощь.

Незнакомец молча стоял, не выражая ни нетерпения, ни желания что-либо делать. Казалось, он ни к чему не стремился и никуда не спешил, стоял перед Томарсином, и не было в его пустых глазах ничего, ни доброты, ни злобы.

– Как звать тебя? – спросил Томарсин, скорее чтобы нарушить тишину.

Ответ был ясен.

«Я же сказал: Болото».

«Опять лишь мысленный контакт», – подумал Томарсин.

«Мне так удобней, а контакт – пожалуйста».

Вместе с этой мыслью посланец болота рванулся вперёд, к Томарсину. Он странно двигался, будто волна катилась. Бесшумно, но неотвратимо, как приближающийся ураган: вблизи затишья, а за ним деревья к земле сгибаются от приближающегося ветра. И налетел. И если бы Томарсин в этот момент не сделал шаг в сторону, уйдя с линии атаки, то наверняка вышиб бы дверь хижины своим телом.

Однако странно было видеть, как резко остановился его противник, до того двигавшийся вперёд с невероятной скоростью. Как будто закон инерции для него не существовал. Он так же быстро повернулся лицом к Томарсину и сильно ударил рукой в живот, которая неожиданно в два раза удлинилась.

Удар оказался настолько силен, что Томарсин отлетел назад, спиной, на полтора метра, но на ногах устоял и дыхание сохранил, на тренировках бывало и похуже. Но боец болота не дал ему ни секунды на раздумье, а вновь ринулся вперёд, как пушечный снаряд, и вновь пролетел мимо ушедшего в сторону Томарсина.

Уроки отшельника не прошли даром, Томарсин перестраивался на ходу, меняя тактику боя в связи с новыми качествами противника. И когда тот опять хотел ударить его резко удлинившейся рукой, у него ничего не вышло, Томарсин просто повернулся к нему боком, убрав живот с линии атаки, и одновременно проверяя, насколько могла удлиняться рука.

Противник мгновенно вернул руку на место, опять на ходу меняя тактику боя. Он понял, что как бы быстр ни был, на расстоянии достать Томарсина не сможет, потому что техникой манёвра тот владел в совершенстве, да и удар держал прекрасно.

Он начал непредсказуемо перемещаться с места на место, кружа вокруг Томарсина и нанося удары руками в живот и в голову, нисколько не смущаясь тем, что удары не достигали цели. Томарсин играл с ним, умело уклоняясь от ударов и не забывая держать нужную дистанцию. Но рисунок боя не менялся, несмотря на явную безрезультатность.

«Он что, хочет измотать меня, рассчитывает, что я устану, не выдержу предложенного темпа? – думал Томарсин, озадаченный однообразием действий противника. – Я ждал от тебя большего».

Но не получил ответа.

«До вечера я продержусь, а там и солнце сядет, и кончится твой первый день, а он же и последний, и сгинешь ты ещё на тысячу лет, или навсегда?».

И тут он понял, насколько недооценил коварство противника, слишком рано расслабился, ещё чуть-чуть, и было бы невозможно что-либо предпринять. Боец болота почти неуловимо, медленно оттеснял его к краю поляны, коварно отвлекая внимание стремительными атаками, прыжками и, казалось, хаотичными перемещениями.

Ещё пять шагов назад, и для манёвра остался бы только шаг вправо, или влево, по берегу болота. А это равносильно окончанию боя, и отнюдь не в пользу Томарсина. Но в то же время двигаться вперёд, на сближение с быстрым противником нельзя, так как любое такое движение давало тому необходимое преимущество в атаке. Он обязательно воспользуется инерцией перемещения Томарсина, который по этой же причине вполне может не успеть уклониться от очередной мощной атаки навстречу своему движению.