– Когда? – выпалил Веспасиан.

– Завтра, мой дорогой. Это великая честь. Но с какой стати ей понадобились вы двое?

Веспасиана разбудили перемещения и разговоры домашних рабов, которые зажигали лампы, растапливали очаг и накрывали стол для завтрака. Аромат свежеиспеченного хлеба и предвкушение встречи с Ценис без труда убедили юношу встать с кровати.

В атриуме он застал Гая. Сенатор восседал рядом с ларарием и поглощал пищу, тогда как на ноги ему надевали сандалии.

– Доброе утро, дорогой мой мальчик, – пробасил Гай, натирая долькой чеснока хлебную корочку. – Надеюсь, тебе хорошо спалось?

Он окунул хлеб в стоящее на столе блюдо с оливковым маслом и отхватил большой кусок.

– Спасибо, дядя, хорошо, – ответил Веспасиан, с радостью отметив, что на юноше, копошащемся у ног Гая, красуется набедренная повязка. – Надеюсь, ты тоже.

– Даже очень, дорогой мальчик. Просто прекрасно, – ответил дядя, взъерошив на голове склоненного раба волосы. Юнец, управившись с сандалиями, робко улыбнулся господину, поклонился и вышел. – Устраивайся рядом и перекуси чего-нибудь. Есть хлеб, маслины, вода, масло и немного сыра. Хочешь подкрасить воду вином?

– Нет, дядя, спасибо. Меня все устраивает, – сказал молодой человек, присаживаясь.

– Ну, как хочешь, как хочешь. – Сенатор отхватил еще кус и, прожевывая его, задумчиво смотрел на юношу. – Скажи, Веспасиан, какой путь хочешь ты избрать? Императору в равной степени требуются как хорошие администраторы, так и хорошие полководцы.

– Но я полагал, что, взбираясь по ступеням курсус гонорум, человек должен пройти как военные, так и гражданские должности, дабы понять связь между ними обоими, – отозвался Веспасиан, слегка сбитый с толку вопросом.

– Все верно. И как ты резонно заметил, обе эти сферы взаимосвязаны. Тем не менее это разные призвания. Вот, к примеру, поставь себя на место Цезаря. Назначил бы ты наместником в беспокойную пограничную Мезию человека, армейский опыт которого сводится к четырем годам военным трибуном в Седьмом Македонском, где он надзирал за строительством дорог и устройством отхожих мест в Далмации, да двум годам легатом Четвертого Галльского? Причем последние кандидат провел среди удовольствий Антиохии, поскольку в условиях мира с парфянами все его военные обязанности сводились к ежемесячной инспекции легиона в день выдачи жалованья. Конечно, не назначил бы, если только не питаешь к этому субъекту тайной ненависти и готов принести в жертву провинцию и пару легионов, лишь бы только избавиться от него. Но куда легче приказать ему покончить с собой в ванне его собственного дома, не правда ли?

– Разумеется, дядя, – кивнул Веспасиан.

– Зато такой человек станет прекрасным наместником где-нибудь в Аквитании, где в цене строители дорог и где нет никаких легионов, – продолжил Гай. – И наоборот, если наш кандидат служил военным трибуном в Первом Германском и дрался в нижней Германии с хаттами или каким-нибудь еще кровожадным племенем, а потом стал легатом Четвертого Скифского, отражал набеги гетов и охранял северные рубежи, из него получится отличный наместник Мезии, способный покрыть себя воинской славой, и при этом еще и обогатиться. Вот тебе и разница, Веспасиан. Так какой же путь тебе ближе?

– Я бы предпочел второй, дядя. В стремлении к личному почету и уважению я буду укреплять престиж своего рода.

– А заодно привлечешь внимание императора и его приближенных, которые сохраняют свою власть, поддерживая власть повелителя. Ни первый, ни вторые не радуются, когда кто-то другой покрывает себя громкой славой. Так что, Веспасиан, опасайся служить Риму слишком усердно. В конечном счете, как поступает император с блестящими полководцами?

Гай прервался, чтобы отломить еще кусок хлеба, а затем протянул каравай племяннику.

– А вот наш первый кандидат, – продолжил он, щедро макая хлеб в масло, – действительно отправляется в Аквитанию – провинцию, управляемую сенатом, а не императором, где проводит весьма плодотворный год, прокладывая в свое удовольствие дороги, и потихоньку обогащается, собирая с местных жителей крупных размеров взятки за оказание средних размеров услуг.

– Но это ведь неправильно! – прервал его Веспасиан.

– Почему?

– Как? Ведь этот человек пользуется своим положением и властью, чтобы обогащаться!

– Дорогой мальчик, откуда ты свалился? – Сенатор хохотнул. – Все совсем не так – он пользуется положением и властью, чтобы вернуть себе свое богатство. Ты не представляешь, в какую сумму обходится в этом городе возвышение. Сколько стоят взятки, устройство общественных работ, проведение игр, праздников и всего прочего, без чего нельзя приобрести расположение сената и народа? Целое состояние, дорогой мальчик, целое состояние. А если тебе не повезло родиться богатым, что тогда? Ты берешь взаймы – одалживаешь деньги, которые придется вернуть, и с процентами. За службу Риму тебе не платят. О, все, что мы делаем ради Рима, это бескорыстно.

Гай внимательно посмотрел на юношу, убеждаясь, что тот понял.

– Поэтому наш первый кандидат приезжает в столицу весь в золоте. Никто не обращает внимания, что он вернулся в свой дом с полным сундуком денариев. Он не представляет угрозы для императора и его присных, потому как под командой у него нет войск.

Сенатор помолчал немного и снова поглядел на племянника.

– Второй тоже возвращается домой, покрытый не только богатствами, но и славой. Его ждут почести от благодарного императора и зависть всех тех, кто окружает властелина. Такому человеку не приходится мечтать о тихой полуотставке. Нет-нет, император хочет, чтобы опасный субъект находился всегда рядом, под надежным приглядом. Итак, мальчик мой, ты все еще желаешь стать этим вторым?

– Да, дядя, – ответил Веспасиан. – Потому что он хотя бы испытывает удовлетворение при мысли, что послужил Риму и возвысил свою семью.

– Но разве я не сделал того же?

– Чего?

– Ах, Веспасиан, неужели ты не догадался? Я ведь и есть тот первый человек! – воскликнул сенатор, хлопнув юношу по плечу. – Нет-нет, не тушуйся. Я сделал свой выбор, как тебе предстоит сделать свой. Я выбрал безвестность, для чего и сохранил свой провинциальный говор. Патрицианская элита смотрит на деревенщин свысока и поэтому не видит в них большой угрозы.

Дядя поглядел племяннику прямо в глаза.

– Этим вечером ты встретишься с самой могущественной женщиной в Риме. Если ты понравишься ей, она может использовать свое немалое влияние, чтобы направить тебя на опасную дорожку. Хочу предупредить тебя о риске оказаться у нее в долгу – игры великих мира сего бывают слишком жестоки по отношению к нам, простым смертным.

Веспасиан не знал, как подогнать время, отделяющее его от встречи с Ценис. И не знал, как замедлить оное в преддверии пугающего разговора с Антонией. Ценис не смотрела на него больше в течение гонки, если не считать короткого взгляда, когда в полдень они с госпожой покинули ложу. Но этого оказалось достаточно, чтобы помешать ему сосредоточиться на событиях того дня, прошедшего в мареве шума, скорости и пыли.