Сесил Скотт Форестер

Лейтенант Хорнблауэр. Рука судьбы

(Четыре романа и два рассказа из цикла «Горацио Хорнблауэр»)

© Е. М. Доброхотова-Майкова, перевод, послесловие, 1994, 2015.

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2021.

Издательство АЗБУКА ®

* * *

Мичман Хорнблауэр

Роман

Глава первая

Равные шансы

Над Ла-Маншем бушевал январский штормовой ветер. Порывами налетал дождь, крупные капли громко стучали о брезентовые куртки дежуривших на палубе офицеров и матросов. Ветер дул так сильно и так долго, что даже в замкнутых водах Спитхеда военный корабль неуклюже кренился на беспокойной воде и с резкими толчками стопорился натянутыми якорными канатами. К кораблю приближалась лодка — гребли две дюжие женщины. Лодка бешено плясала на крутых волнах, то и дело зарываясь в них носом и оставляя за кормой густую пелену брызг. Женщина, сидевшая впереди, хорошо знала свое дело. Бросая быстрые взгляды через плечо, она не только вела лодку по курсу, но и направляла ее носом в самые большие волны, чтобы та не опрокинулась. Лодка медленно двигалась вдоль правого борта «Юстиниана». Когда она подошла к грот-русленю[1], ее окликнул вахтенный мичман.

— Так точно! — во весь голос крикнула загребная.

По старинной и странной флотской традиции такой ответ означал, что в лодке находится офицер. Вероятно, это относилось к съежившейся на корме фигуре, более походившей на прикрытую плащом груду тряпья.

Все это наблюдал мистер Мастерс, вахтенный лейтенант; он укрывался с подветренной стороны кнехтов бизань-мачты. По команде вахтенного мичмана лодка подошла к грот-русленю и надолго скрылась из глаз, — видимо, офицер никак не мог подняться на борт. Наконец лодка вновь появилась в поле зрения Мастерса: женщины отвалили от корабля и ставили крошечный люгерный парус, под которым лодка, уже без пассажира, устремилась к Портсмуту, прыгая на волнах, как лошадь через препятствия. Когда она отошла, Мастерс заметил, что по шканцам приближаются двое. Новоприбывшего сопровождал вахтенный мичман; он указал на Мастерса и вернулся к грот-русленю. Мистер Мастерс прослужил на флоте до седых волос, имел счастье получить лейтенантский чин и давно понял, что капитаном не сделается никогда. Не сильно огорчаясь этим, он обратил свой ум на изучение окружающих.

Посему он внимательно разглядывал человека, который шел сейчас к нему. Худощавый юноша, почти мальчик, ростом чуть выше среднего; голенастые ноги в больших ботах, неуклюже выпирающие локти. Плохо подогнанная форма насквозь вымокла от брызг, из высокого воротника торчит тощая шея, лицо бледное, скуластое. Белое лицо — редкость на корабле, где люди быстро загорают до черноты, но у новичка оно было не просто белым; на впалых щеках отчетливо проступал зеленоватый оттенок. Юношу явно укачало в лодке. Черные глаза на бледном лице казались по контрасту дырами в листе бумаги — Мастерс с легким интересом отметил, что, несмотря на морскую болезнь, обладатель их пристально оглядывается вокруг, изучая новую обстановку. В глазах светилось непобедимое любопытство, которое не смогли заглушить ни робость, ни морская болезнь. Мистер Мастерс проницательно заключил, что юноше свойственны осторожность и дальновидность; он изучает новое окружение с тем, чтобы приготовиться к испытаниям. Так, наверное, смотрел на львов во рву библейский Даниил.

Темные глаза юноши встретились с глазами Мастерса, он остановился, смущенно поднял руку к полям промокшей шляпы. Потом открыл рот и хотел что-то произнести, но так и застыл в приступе робости, не произнеся ни слова. Наконец он собрался с духом и выдавил из себя заранее заготовленную фразу:

— Прибыл на борт, сэр.

— Ваше имя? — спросил Мастерс, напрасно прождав, что юноша представится сам.

— Г-Горацио Хорнблауэр, сэр. Мичман, — выговорил тот.

— Очень хорошо, мистер Хорнблауэр, — также официально ответил Мастерс. — Дэннаж ваш с вами?

Слова такого Хорнблауэр никогда не слышал, но у него хватило сообразительности догадаться, что оно значит.

— Мой рундук, сэр. Он… он у входного порта, — выговорил Хорнблауэр с легким колебанием — он знал, что поднялся на корабль через входной порт и что сундучок надо называть рундуком, но требовалось некоторое усилие, чтобы самому произнести эти слова.

— Я велю отнести его вниз, — сказал Мастерс, — и вам лучше отправиться туда же. Капитан на берегу, а первый лейтенант велел ни при каких обстоятельствах не беспокоить его до восьми склянок, так что советую вам, мистер Хорнблауэр, как можно скорее снять мокрую одежду.

— Да, сэр, — ответил Хорнблауэр и в тот же миг по лицу Мастерса понял, что употребил неправильное слово.

Прежде чем Мастерс успел сделать ему замечание, он исправился, с трудом веря, что люди произносят такие слова не только на сцене.

— Есть, сэр, — и после секундного раздумья снова поднес руку к полям шляпы.

Мастерс отсалютовал в ответ и обернулся к одному из посыльных, дрожавших под слабым укрытием фальшборта:

— Юнга! Проводите мистера Хорнблауэра в мичманскую каюту.

— Есть, сэр.

Хорнблауэр последовал за мальчиком к грота-люку. От морской болезни он едва держался на ногах, да еще чуть не падал всякий раз, как резкий ветер заставлял «Юстиниана» толчком натягивать якорный канат. Подойдя к люку, юнга скользнул вниз по трапу. Хорнблауэру пришлось уцепиться за поручни и с опаской спускаться сначала в полутьму нижней пушечной палубы, затем в сумрак твиндека. В ноздри ему ударили разнообразные и необычные запахи, в уши хлынули странные незнакомые звуки. У подножия каждого трапа юнга терпеливо ждал, в лице его читалось плохо скрываемое презрение. За последним спуском несколько шагов — Хорнблауэр окончательно потерял всякое представление о направлении и не знал, идут ли они к корме или к носу, — и они очутились в темной нише. Сальная свеча, воткнутая в медную пластину на круглом столе, лишь сгущала тени. За столом сидели человек шесть без сюртуков. Юнга исчез, оставив Хорнблауэра стоять, и прошло несколько секунд, прежде чем на него обратил внимание усатый мужчина, сидевший во главе стола.

— Говори, ужасное виденье, — произнес тот.

Хорнблауэра затошнило. Сказывалось путешествие в лодке, духота и вонь твиндека. Говорить было трудно, и он не знал, как выразиться.

— Меня зовут Хорнблауэр, — пробормотал он наконец.

— Здорово же тебе не повезло, — без тени сочувствия произнес другой мужчина.

Тут в ревущем мире за бортом корабля ветер резко сменил направление, слегка накренив «Юстиниана», повернул его и вновь рывком натянул якорные канаты. Хорнблауэру показалось, что мир перевернулся. Юноша закачался и покрылся потом, хотя весь дрожал от холода.

— Я