Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я кивнула. Казалось, я ушла из дома уже очень-очень давно и прожила несколько жизней: меня преследовал брат Черного Принца, колотил муж, за мною ухаживал мистер Эшли.
По пути назад Энн дулась, Филип дремал, а я пыталась представить, что ждет меня дома. Что, если мама заметила мой побег? Или никто не откроет, когда я постучусь в дверь с черного хода?.. Внезапно я почувствовала прикосновение тонкой и нежной, словно женской, ладони к своей руке. Кузина сидела напротив, далеко от меня, поэтому ошибки быть не могло. Я деликатно убрала свою руку и прижала ее к груди. Кузен не настаивал.
Экипаж высадил меня на углу. Уже стемнело; я подбежала к дому, вошла во внутренний дворик и тихонько стукнула дверным молотком — дважды, как было условлено.
Я ждала в темноте, прислушиваясь. Шаркающие шаги возвестили о приближении Мэри.
Мэри
Бедняжечка моя… вы так долго пропадали!
Я
Кто-то заметил?
Мэри
Ваша мама хотела позвать доктора Пайпера. Но Табита сказала, что вы спите как ангел.
Слушая Мэри, я сняла капор и ботинки. На четвертый этаж я прокралась на цыпочках. Табита сидела у себя в проходной комнатке и шила. Она подняла на меня горящий взгляд.
Табита
Ну? Выбросили его?
Я
Кого?
Табита
Ваше дитя.
Я
У меня нет детей, Табита.
Табита тяжело вздохнула, и я слышала, как она пробормотала: «Бафомет».
Той ночью я спала беспокойно. Запертая в высокой башне, переодетая в мужчину, я сумела устроить побег, но Черный Принц, напоминавший кузена Филипа, следовал за мной по лондонским улицам, и, когда он уже вот-вот готов был схватить меня за руку, земля разверзлась под моими ногами, и я провалилась в геенну огненную.
Мой сон прервал Питер, скакавший по перине, как заяц по лужку. Приоткрыв глаза, прямо возле кровати я увидела статую. Табита застыла как изваяние в ожидании моего пробуждения.
Я
Что, пожар?
Табита (протягивает конверт)
Письмо от нее.
На этот раз письмо было действительно от мадемуазель. Конверт изрядно помялся, будто пролежал несколько дней у Табиты в кармане. Дождавшись, пока останусь одна с Питером, я открыла письмо.
Милая Черри,
каждый вечер обещаю себе, что напишу Вам завтра утром, а потом каждое утро откладываю до вечера. У меня много работы, поэтому сложно выбрать момент, чтобы собраться с мыслями. Кроме того, несмотря на перчатки, руки так зябнут, что больно держать перо. Все бы ничего, если бы не нарыв, но не буду об этом. Есть те, кому еще хуже; и эти несчастные дети, если бы Вы только знали, мисс Черити, я хочу сказать, Черри… Зима принесла с собой повальный насморк и непрекращающийся кашель. Доктор приходил всего однажды, все проведенное в палате время прижимая платок к носу, так что я разобрала далеко не все, что он говорил. Доктор прописал шестилетней мисс Кэролайн смену климата и морской воздух Ривьеры, чем очень повеселил мисс Мейсон. Правда, вот уже два дня, как она больше не смеется: ее продуло на сквозняке и перекосило. Теперь один глаз почти не открывается, а левый угол рта парализован. А для моего нарыва мисс Грамбл приготовила перочинный ножик, но… да, не буду об этом.
Я прервала чтение, холодея от ужаса. Натянув одеяло повыше, я продолжила.
Я пытаюсь научить свой маленький класс читать и писать. Мисс Кэролайн успела выучить весь алфавит, пока не заболела. Остальные девочки не слишком одаренные. Как вспомню, как Вы наизусть декламировали пьесы Шекспира! Поскольку чернила часто замерзают, мы, используем куски мела (нашла его в овраге неподалеку), чтобы писать на партах, но это не слишком удобно. Дама, которая приезжала из Лидса учить девочек шить, больше не появляется. Судя по тому, что мне рассказала мисс Смолетт, эта дама перепутала дверь с окном и разбилась, она ведь жила на пятом этаже. Ее теперь, к сожалению, заменяет глухонемая мисс Скейркроу, которая тычет своих учениц иголкой, чтобы указать на ошибку. Бедная мисс Элизабет, у которой совсем нет таланта к шитью, получает пять-шесть уколов иголкой в день, но от этого ее шитье отнюдь не становится лучше. Вынуждена признать: мы с мисс Скейркроу не находим общего языка; впрочем, она же немая. Напротив, мисс Смолетт стала моим другом и делится секретами выживания. Так как овсянка здесь заплесневелая, мисс Смолетт научила меня готовить похлебку из хлеба, замоченного в воде с молоком (по крайней мере, я надеюсь, что это молоко). Получается достаточно сытно. Я пыталась накормить хлебной похлебкой мисс Кэролайн, но она уже слишком слаба для такой питательной еды. Иногда я вспоминаю наваристую кашу, которую мы делали для Питера. Часто я спрашиваю себя, не пригрезились ли мне те времена; или, возможно, это сейчас я сплю… Не знаю, как объяснить, Черри, но меня не покидает странное ощущение: то, что со мной происходит, — не настоящее. Голова полна видений. Далеко-далеко отсюда, в маленьком домике, окруженном садом, стоит колыбелька с младенцем, и я знаю, что это мой ребенок, я вяжу, качая ногой колыбельку, и жду прихода мужа, работающего в Сити… Звонит дверной колокольчик, и я знаю: это он!
И снова я вынуждена была прервать чтение, на этот раз из-за наполнивших глаза слез. Я отчетливо представила Бланш, мою несчастную Бланш, в уютном домике, в ожидании герра Шмаля. Он входит, радостно восклицая: «Как вы тут, дружочек?», и будит малыша, поднимая его на руки.
О Черри, оставляю Вас. Сегодня не усну. Мисс Кэролайн умерла этой ночью, одна-одинешенька в своей кроватке.
Слова мадемуазель преследовали меня целый день. Я ничем не могла ей помочь. Родители не подозревали о нашей переписке. Иногда я думала о герре Шмале. Любил ли он Бланш? Поспешил бы к ней на помощь, если бы знал? Но как же его разыскать… Филип! Филип стал моей последней надеждой. Он, наверное, знает адрес своего бывшего гувернера.
Я увиделась с кузеном в следующий вторник: нас с мамой пригласили к Бертрамам. Филип, по обыкновению, был со мной предельно обходителен. Он попросил нарисовать его портрет углем, потом — переворачивать страницы партитуры, потом — заварить чай. Мама больше не хмурила бровь, наблюдая за нами. Я даже слышала, как она называет нас «этими милыми детьми».
Леди Бертрам
Как прискорбно, что Филипу приходится довольствоваться лишь маленькими домашними радостями. Если бы не хрупкое здоровье, он вращался бы в высшем свете, как Лидия.