– А Ефим Шаблин, мой друг, которого вы натравили на меня, запугали почти до морального уничтожения – это тоже мне показалось? – напала я на Чугункова в свою очередь. – Не знала, что у вас такие методы работы, Константин Иванович! Вы знаете, во что вы его превратили? В больного человека, в невротика!

Чугунков неожиданно успокоился и спросил, с интересом на меня глядя:

– Что, и до Шаблина уже добралась? Прямо на пятки наступает! И что же тебе не понравилось в моих методах работы? Шаблин совершил что-нибудь такое, о чем теперь жалеет? Не знаю когда, но на него обязательно выйдет ФСБ. Так вот, я не хочу иметь у себя в кармане мину с дистанционным управлением, пульт от которой – у противника. Я просто заранее вынул из этой мины взрыватель и надежно его спрятал. Теперь мина тысячу раз подумает, стоит ли ей взрываться, и все равно – откажется в итоге. Я ведь тоже в некотором роде психолог, Николаева. Пусть я иногда могу показаться излишне жестким, даже, может быть, порой и жестоким. Но это мелочи – поверь мне – по сравнению с тем, ради чего я это делаю…

– Я никогда не была поклонницей Никколо Макиавелли! – сказала я. – И не считаю, что цель всегда оправдывает средства. Вы Шаблина сломали, Константин Иванович. И я вам этого никогда не прощу. Я не стремлюсь занять ваше место. Если вы знаете меня достаточно хорошо, вы поймете, что я говорю правду. Меньше всего меня интересует место, которое я занимаю в жизни! Вернее, не так – не само место, а высоко ли оно находится над жизнью обычных людей. Я не стремлюсь на самый верх. И спасительницей России стать не мечтаю. Я только хочу всегда оставаться человеком, который может себя уважать, которому перед самим собой краснеть не придется ни в какой ситуации.

Я решила высказать ему все, что я думаю о нем. И не видела в этом особого риска. Ведь он и раньше знал, что я веду поиск ниточек, по которым можно выйти на агента ФСБ, знал, однако позволял мне спокойно работать. Ничего нового, по сути, я ему не скажу.

– Да, Константин Иванович, вы правы! – сказала я. – Я собираю на вас информацию. И вы прекрасно знаете, почему я это делаю. Потому что вы нервничаете, отдаете противоречивые приказы, часто меняете свое решение. Все это может быть результатом расшатанных нервов, а может объясняться и другим. Например, тем, что вы специально вносите неразбериху в работу спасателей, намеренно искажаете информацию и вообще – работаете на ФСБ. Разве я могу отмахиваться от такой возможности? Если бы я закрыла на это глаза, вы сами сочли бы меня непрофессиональной дурочкой, случайно затесавшейся в ряды контрразведчиков. Так что уж дайте мне спокойно завершить то, что я начала… А что касается японцев – я ищу доказательства. И будьте уверены – я обязательно найду их, даже если вы станете мешать мне в два раза активнее, чем делали это прежде.

Чугунков смотрел на меня спокойно, но с насмешкой. Губы его слегка кривились, готовые вот-вот сложиться в скептическую гримасу. Он вернулся вновь за стол начальника заставы, взял с него листок бумаги и, прочитав, что на нем написано, сказал мне:

– Вот приказ, который я написал за пять минут до твоего прихода. Приказ о твоем отстранении от работы на Шикотане в связи с профессиональной непригодностью. Мне уже пришлось отправить отсюда трех человек с таким диагнозом. Если ты мне до… – Он посмотрел на часы, усмехнулся и продолжил: – Если ты через десять часов, ровно в полночь, не предоставишь доказательства, которых я от тебя жду, я подпишу этот приказ и отправлю его в Москву, а тебя – в твой родной Тарасов торговать сигаретами.

Он сделал паузу. Я молчала, не в силах ему возразить. Формально он имел на это право.

– Надеюсь, ты хорошо меня поняла, Николаева, – сказал Чугунков. – Теперь иди и приступай, наконец, к выполнению задания, которое ты получила уже больше суток назад. У тебя осталось… – Он вновь посмотрел на часы. – …девять часов пятьдесят девять минут.

Не сказав ему ни слова, я вышла из кабинета и остановилась.

Возмущение переполняло меня до последней степени. Вот старый козел! Сводит со мной счеты! Решил отделаться от меня – причем очень простым способом, простым и надежным. Никто не станет серьезно слушать человека с диагнозом «профессиональное несоответствие», поставленным самим генералом Чугунковым. Я вылечу из спасателей как пробка, и вылечу навсегда!

Но у меня осталось еще десять часов, за которые я могу изменить ситуацию в свою пользу и раскопать доказательства того, что Чугунков просто сводит со мной счеты. Доказать, что он – агент ФСБ! Доказать, что это он исказил информацию о месте землетрясения, переданную из Владивостока в наше министерство.

«Стоп! – сказала я сама себе. – Но у тебя есть приказ, который ты должна выполнить во что бы то ни стало. Даже если ты десять раз докажешь, что Чугунков работает на ФСБ, свое задание ты не выполнишь, а получила ты его не только от Чугункова. Вспомни – Менделеев приказал тебе то же самое. Значит, в данный момент это важнее, чем выявить агента ФСБ. С мифическими ядерными взрывами нужно разбираться срочно, время не терпит. Откуда мне знать, в самом деле, почему Чугунков дал мне именно десять часов, а не одиннадцать, скажем? Может быть, и он – в цейтноте, а потому и нервничает. И весь этот неприятный разговор с ним – следствие напряженной ситуации, и только?»

Как бы то ни было, а сейчас прежде всего – японцы и их ложные обвинения, решила я. У меня есть еще десять часов, а это немало. Нужно только сосредоточиться. Впрочем, уже не десять, а меньше. Уже – девять часов пятьдесят минут! Нет! Хватит сосредоточиваться, пора действовать, иначе я не успею ничего сделать – и проиграю!

План действий мгновенно сложился у меня в голове. Все казалось мне даже не столь и сложным, как кажется на первый взгляд. Главное – я теперь поняла путь, по которому мне нужно двигаться.

Сначала узнать аргументы японской стороны, затем проверить их через независимый от японцев источник информации и сделать вывод. Противоречия в их аргументах и будут доказательствами их вранья. Очень просто.

Я вновь бросилась искать Евграфова. Он сидел в комнате связи, проверяя устойчивость радиоконтакта с пограничными катерами.

– Сергей! – бросилась я к нему. – У тебя остались копии того факса, который ты вспоминал по памяти? Там должна быть очень важная информация для меня. Кстати, кем он был подписан?

– Генерал-майором Менделеевым, насколько мне память не изменяет, – ответил Евграфов. – А копии у меня, конечно, остались, сейчас разыщем.

Минуту спустя он положил передо мной на стол три листка машинописного формата, заполненные мелким шрифтом. Я лихорадочно пробегала глазами знакомые уже фразы, которые Евграфов передал мне на удивление точно. От канцелярских фраз официального сообщения у меня зубы ломило, терпеть не могу фраз, за которыми люди прячут свои настоящие мысли. От них за версту несет ложью.

«Японская сторона… Российская сторона… последствия действий, направленных…» – читала я, не вникая особенно в смысл написанного.

Где же то, что я ищу? Неужели Менделеев не понял, что аргументы японской стороны – это самая важная для меня информация?