Гурьев поставил чашку с почти остывшим чаем на поднос и вдруг стремительно наклонился вперёд, к Иосиде:

— А теперь я открою вам настоящий секрет, Сигэру-сама. Если народ Ямато сумеет понять и принять этот рецепт, применить его к себе, империя Ямато станет не просто великой. Она станет вечной. И восходящее солнце на её знамени будет светить сквозь века бесконечным поколениям благородных воинов-самураев, стоящих на страже её благополучия.

— Позволено ли мне будет передать ваши слова моему божественному Тэнно, Гуро-сама?

— Разумеется, друг мой, разумеется, — Гурьев улыбнулся, священнодействуя над чашкой с новой порцией матча[17]и аккуратно взбивая ароматную смесь чясэном.[18]— Мы, русские, не делаем секрета из принципов нашего могущества, Сигэру-сама. Вовсе нет. Мы, русские, не жаждем никого раздавить и подмять. Наоборот – мы хотим уважать своих соседей и жить с ними в прочном, нерушимом мире, мой друг. Сейчас моей Родине нездоровится, Сигэру-сама. Но что значат какие-то два или три десятилетия – рядом с вечностью? Не правда ли?

— Да, мой дорогой Гуро-сама. Конечно, — Иосида принял из рук Гурьева чашку с чаем, осторожно придерживая обнимающую её кобукуси.[19]— Минуты, проведённые в беседах с вами, Гуро-сама, — наиболее драгоценные минуты моей жизни. Слушая вас, впитывая ваши слова не только ушами, но всей душой, всем сердцем, я начинаю постигать всю мудрость вашего великого народа, с тем, чтобы как можно лучше служить моему народу и моему Тэнно. У меня никогда не найдётся достаточно слов, чтобы выразить вам, Гуро-сама, переполняющую меня благодарность за то, что вы так бесконечно щедры со мной…

— О, вы так великодушны, Сигэру-сама, — поклонился Гурьев. — Я всего лишь старательный ученик своего учителя, Нисиро-о-сэнсэя, да пребудет с нами сила его великого духа.

— Вы – лучший из учеников, Гуро-сама, — почтительно улыбнулся Иосида. — Ваш чай совершенен, мой дорогой, любезный друг.

Откуда он знает, подумал Иосида. О, боги… Удивительные, непостижимые люди, дети невероятной, поразительной страны. Испытания, обрушившиеся, как молот богов, создали на наковальне России меч, затмевающий своим сиянием все остальные клинки, — Гуро-сама. Да, он без сомнения, лучший. А что, если он – всего-навсего первый?! Мудрость божественного Тэнно безмерна. Он сразу же понял всё, стоило мне только начать говорить… Тэнно хэйко банзай!

* * *

В свой следующий визит Иосида принёс Гурьеву текст, в котором почти с абсолютной точностью, — с поправкой на японский аспект – воспроизводились его слова, выверенные и рассчитанные для того, чтобы произвести надлежащий эффект. Гурьев притворился несказанно удивлённым:

— Вы превосходным образом развили мою мысль, Сигэру-сама. Только теперь, под вашим пером, она обрела необходимые ей изящество и законченность. Но я, признаться, теряюсь в догадках… Что будет с этим текстом дальше?

— О, это такой мой маленький сюрприз для вас, Гуро-сама. Вы считаете, что я понял вас правильно?

— Никто не смог бы сделать это лучше, Сигэру-сама, уверяю вас, мой друг.

— Превосходно. Значит, мой сюрприз последует очень скоро. Взгляните ещё вот на это, Гуро-сама.

Гурьев принял из рук Иосиды кожаный переплёт и раскрыл папку.

«…Помни: ты – самурай Ямато, поэтому будь честен с врагом и милостив к покорённому.

Помни: ты – самурай Ямато, поэтому будь справедлив и не позволяй гневу руководить тобой.

Помни: уважая других, не похожих на него, самурай Ямато завоёвывает уважение и дружбу всех и каждого.

Помни: ты – щит, на котором начертана священная миссия Ямато – вести народы Азии к совместному процветанию.

Помни: ты – меч, по чистоте и блеску клинка которого судят о блеске и чистоте помыслов божественного Микадо…»

— Что это? — улыбнулся Гурьев. — Десять заповедей для самурая?

— Идея с заповедями не так уж бесперспективна, Гуро-сама, — улыбнулся в ответ Иосида. — Не вы ли утверждали, что при механизме их распространения, отлаженном надлежащим образом, успех почти гарантирован?

— Очень важно, чтобы эти заповеди не были заведомо невыполнимыми, Сигэру-сама, — Гурьев посмотрел на дипломата. — Мне кажется, здесь не хватает небольшого завершающего аккорда. Вот такого: «Помни: быть самураем Ямато – великая честь. Будь достоин её каждый миг твоей жизни». Как вы считаете, Сигэру-сама?

— Превосходно, — поклонился Иосида. — Именно так и должно это звучать.

— Что ж, — Гурьев захлопнул папку и совершенно обыденным жестом протянул её Иосиде. — Давайте попробуем, пожалуй. Привычка к повиновению в данном случае должна сыграть роль, исключительно положительную. Начнём с курсантов военных и военно-морских училищ… А, кстати, как там у нас обстоят дела с планом «Фугу»?[20]

Глаза Иосиды прыгнули в сторону:

— Прошу прощения, мой дорогой друг. Я не помню, чтобы мы с вами когда-либо обсуждали этот вопрос.

— Совершенно верно, Сигэру-сама. с вами мы его действительно не обсуждали. Зато я обсуждал его с другими моими друзьями. Мне очень, очень интересно узнать, как продвигается этот план. Почему-то у меня создалось впечатление, что он довольно серьёзно… буксует. Как вы думаете, Сигэру-сама – отчего это происходит?

— Мы, как всегда, недостаточно последовательны и упорны в его осуществлении, Гуро-сама, — лёгкий вздох и поклон Иосиды свидетельствовал о глубоком раскаянии дипломата. — Я был бы очень признателен вам, Гуро-сама, если бы вы сочли меня достойным услышать ваше мнение по поводу этого плана и его воплощения в жизнь.

— Я думаю, те, кому принадлежит идея этого плана – генерал Хигуси и полковник Ясуэ – настоящие патриоты Ямато и очень, очень достойные люди, самоотверженные, благородные и отзывчивые, умеющие сострадать и лишённые глупых предрассудков. У этого плана есть только один серьёзный недостаток, мой друг. Но зато этот недостаток лишает такой замечательный во всех прочих отношениях план всякого смысла.