— Инженерное обеспечение форсирования Хингана в чем состояло?

— С гор спустились, танки не могут пройти дальше. Наверх они сами себя тащили. У нас очень хороший метод был: когда толкают машины наверх, бревна под колеса клали поперек. Потом приспособились торцом. Впереди торец немного сточишь, раз-два взяли, 5 метров проедет и на это бревно встает, его уже не надо перекладывать, потому что кладем бревно вдоль машины. Или мост строили через реку Силяохэ у города Тунляо. Командующий нашему батальону дал восемь суток для его постройки, а мы за семь построили. К городу мы прошли по железобетонному мосту, а река поднялась из-за дождей в горах, пойма оказалась затоплена и вода до дороги доходила. Утром просыпаемся, вода промыла дамбу, и мост оказался в стороне. Армия была рассечена: передовые части в городе, а тылы и все снабжение на дамбе за десятки километров. Направо и налево заросли гаоляна, ни развернуться и ни повернуться, ни назад, ни вперед. Если бы японцы нас там встретили — ни один бы не ушел.

— Вы вступали в боевые столкновения с японцами?

— Нет. Бои были в Приморье, а мы и людей-то увидели только на пятый день в Тунляо. Когда мост заканчивали, вода стала уходить. А дальше дороги нет никакой, только одна железная дорога с насыпью.

Несколько десятков километров наша армия прошла по этой однопутной железной дороге. Тут нас японцы обнаружили, и первые два летчика-камикадзе врезались в нашу колонну. Главное, как толково — один в голову колонны, а другой в середину. Конечно, несколько танков и машин сгорело, убитые были. Дальше снова была река, ее передовые части перешли по мосту, а остальные растянулись, только через месяц пришли. Бензин-то кончился, так тылы наши пришли на ослах. Наш батальон с передовыми частями вошел в Мукден. Много воспоминаний, если все говорить, так с ума сойдешь.

У меня был такой случай. Когда японский император дал приказ капитулировать, войска его не сразу выполнили. А наши танкисты по радио уже поймали. И вот один командир взвода, лейтенант Гололобов, у которого было много противотанковых мин, разложил их все в сторонке, с тонну, наверное, и взорвал. Как шарахнет, я думаю — что такое?

— Ты что делаешь?

— А чего, командир, война ведь кончилась!

— Какое ты имеешь право?

— Мешают они, так надоели!

— Прекратить уничтожение! А некоторые японские части не сдались еще.

Когда наша армия вышла к Порт-Артуру, отрезала японцев от снабжения, только тогда они все сдались по приказу, аккуратно, строем. Говорят, что мы не в плен идем, а нам наш император сказал, что у Сталина людей не хватает и ему надо помочь восстановить разрушенное. Они в плену лучше нас жили.

— Расскажите еще случаи из практики разминирования.

— С моим другом по курсам произошла такая история. У немцев появились новые противотанковые мины со взрывателем двойного действия, который срабатывал как при нажатии, так и при его выкручивании. Мина круглая, как тарелка, металлическая, и взрыватель сверху, как пробка. Наступишь, если давление достаточное — взорвется, и когда обезвреживаешь — тоже. Взрываются люди, не могут ничего понять. И вот Арсений, командир взвода, фамилию забыл, на его участке разминирования взорвались люди. Мину вытащили, он ее взял, всех прогнал и залез в окоп изучать, как она может взорваться. Стал выкручивать взрыватель, и мина взорвалась. Потом уже проанализировали подрывы, догадались, да и пленные немецкие саперы подсказали, в чем дело. После этого не стали взрыватель выкручивать — мину либо уничтожали, либо использовали снова против немцев.

— Как их использовать, если они не обезврежены?

— Аккуратно, в снаряженном виде. Взрыватель-то уже стоит в мине. А наши мины ТМБ-1? У нас не было металла, досок не хватало. Так вот, корпус мины был из бумаги, такой же, как в мешках с цементом. Как булку сыра сделают, заполняют плавленым взрывчатым веществом — тол, мелинит, в отверстие для запального заряда вставляется семидесятипятиграммовая толовая шашка и пробкой керамитовой закручивается. Когда эту ТМБ ставишь, то пробку выкручиваешь, а взрыватель ставишь. Если наступишь — она взрывается. Эта мина чем плоха была — она сырости боялась. Не бумага размокает, а влага попадает во взрыватель. Еще было трудно зимой эту пробку выкручивать, если замерзнет. Делали специальные ключи, как гаечные, для этого, а металл незакаленный, другой раз крутишь, пробка застыла, не можешь открыть. Сами ключи ломались. Сколько матюгов было! Бумажная мина ничем не хороша. В транспортировке неудобна, с ней возни много. В спокойной обстановке только можно поставить.

— Как вы считаете, какие самые эффективные саперные приспособления у вас были для уничтожения танков? Минный шлагбаум?

— Я лично не ставил, но я знал о нем. Мы ставили одиночные мины и фугасы. Выкапываешь ямку, ставишь туда мину, закапываешь, вкручиваешь взрыватель и маскируешь. Противотанковые, противопехотные мины, а были еще осколочные мины заграждения ПОМЗ: колышек забит в землю, на него надета ребристая мина, от нее натянута проволочка, которую сейчас называют растяжкой. Между прочим, этих растяжек после войны у нас очень много было поставлено на границе с Китаем, когда туда армия Гоминьдана подошла. Потом их убрали из-за шаров перекати-поля, которые задевали за растяжки и уничтожали наши минные поля. Потом пошли ПМД-6.

— Были у вас группы саперов-охотников за танками, которые в тылу противника специально за ними охотились?

— Что за ним охотиться, он сам приедет. Я не знаю. Ни в одном батальоне, в котором я служил, такого не было. Может, мы терминологией разной пользуемся? Вот группы истребителей танков были, которые вооружались бутылками с зажигательной смесью, фаустпатронами. У нас они были, мы их обеспечивали. А в пехотных подразделениях уже в Венгрии мне не раз приходилось выезжать, и от каждой роты присылали по 2–3 человека для обучения простейшим приемам: что такое мина, как она работает, как ее обезвреживать. Людей учили специально, саперов везде не хватало. Поставил минное поле, так его надо охранять. Допустим, заминировали какой-то перекресток и ушли, а немецкие саперы пришли и выкопали. А мы надеемся, что там прикрыто. Охрана должна знать о тех минах, там может быть пулемет. Они шум поднимут и убьют вражеских саперов. Мы-то как разминировали немецкие поля?

Ползешь на пузе, как черт. Чуять надо, где ее могут поставить. Говорят, что человек должен сострадать другому человеку, как будто он сам страдает. Так же и минное поле, противником там поставлено, где бы ты сам его поставил. Это было первое правило; он же не поставит там, где ни танк, ни пехота не пойдет. Как рассказать об этих правилах? Фронтовик сразу поймет.

Мне до того это все в мозг въелось, что иду после войны где-нибудь по лесу или за деревней и думаю: вот здесь бы построить опорный пункт, батарею — весь бы город держали. Вот тут заграждения бы хорошо — невольно напрашиваются мысли. Или у нас, у саперов, такая привычка была, к середине войны сформировалась. Идешь в наступление — а, смотри, лес какой хороший! Вот его бы на мост хорошо пустить! Замечаешь, где рельсы лежат, хворост — все на ус наматываешь.