проскочил вперед, а бригада застряла: комкор приказал подтянуть тылы, иначе мы рисковали остаться без горючего и боеприпасов. Проходит день, другой – нет комбата. Ну, думаю, прощай, друг, товарищ Гаврилов! Но, как выяснилось, поторопился. Танки Ваня действительно потерял, вернее, оставил и замаскировал в лесу, кончилось горючее, и по ночам пехом пробирался к линии фронта. И вот набрел на два немецких танка: стояли у опушки леса на берегу пруда, а экипажи принимали водные процедуры. Экипажи – в рай, а сами – на «тигров». Славно прошлись километров пять по немецкому тылу и вернулись в бригаду.

Давид перевел дух и закончил рассказ не генеральским баритоном, а своим обычным голосом:

– Потом генерал велел нам отправляться в расположение и ждать указаний, а когда мы вышли, нас нагнал его адъютант и вручил Игнату личный подарок командира корпуса – пачку сахару. Ничего не переврал?

– А я знаю одного командира, которого батя боится как огня, – заинтриговал всех Алексей.

– Трешников? Макаров? – посыпались предположения.

– Не угадали. Трешникова батя очень уважает, с Макаровым они друзья. А боится он только одного начальника… Кого, Ленька?

– Тоже мне загадка! – ухмыльнулся Ленька. – Тетю Катю, конечно.

– Неужто такая шумная? – поинтересовался Сомов.

– Что ты! Она голос повышает, разве что когда по телефону говорит при плохой слышимости. Любит…

– А двигатели-то не приглушили! – спохватился Игнат. – Вхолостую стучат! По коням, братва! Будь здоров, батя!

– Проснется – начну колоть, – сообщил одевающимся друзьям Алексей. – Одновременно и тебя, Валерка. Встанет у нас батя как новенький.

– Будь здоров, батя!

– Будь здоров!

И вскоре поезд двинулся в путь.

Много нарушений было допущено в эту ночь. Не принял достаточных мер к спасению своей жизни Гаврилов, запретив самому себе жечь доски. Трижды пренебрег инструкциями Ленька. Выпили в рабочее время – опять нарушение, двигатели стоявших без дела тягачей чуть не два часа на полную мощность работали – еще одно.

Но все эти нарушения походники простили друг другу, потому что, как говорят бухгалтеры, актив намного превысил пассив.

Батя остался жить, и один этот факт списывал все.

А еще – окрыленный, с поющей душой, повел свой тягач Ленька. Набрал, как шутили ребята, материала для диссертации доктор Антонов. Поговорили, покурили, вдоволь посмеялись – в первый раз за обратную дорогу. Правда, у Маслова сильно болела челюсть, но зато в глубине души он надеялся, что Гаврилов станет перед ним извиняться и простит ему, что он проболтался о радиограмме Макарова.

Так что все разошлись довольные и восприняли события этой ночи как хорошее предзнаменование.

Петя Задирако

Просидели часа два в салоне «Харьковчанки», выпили, закусили бифштексами, а до обеда никто не дотронулся. Сердце у Пети обливалось кровью, когда он выплеснул на снег густой наваристый борщ: так жалко было и своего зряшного труда, и ребят, которые сгоряча не отобедали, скоро спохватятся, что желудки пустые, да будет поздно. Борщ, как на грех, получился на пятерку, капуста и свекла хорошо разварились, впитали в себя бульонный сок, таяли во рту. Никогда бы не вылил такой борщ, а что с ним делать? На подобный случай нужен большой термос, в каких, по рассказам, солдатам на передовую обед таскали, а нет такого термоса, не предусмотрен. И кастрюли с герметическими крышками не предусмотрены, потому что во время движения балок трясет, как в хороший шторм, без плиты специальной конструкции все равно готовить нельзя – запрыгают кастрюли, как живые. Однажды Петя рискнул, попробовал на ходу готовить, но ничего хорошего из этой затеи не вышло, набил себе синяков да продукты испортил: гуляш оказался на стене, а щи – на полу. Алексей Антонов хотел было запечатлеть эту забавную сцену на кинопленке, но дело закончилось тем, что он с проклятиями выудил свою камеру из кастрюли с гречневой кашей. Так что пришлось, как и раньше, готовить только на стоянках.

Петя спохватился, что в суматохе забыл согласовать с Алексеем меню на ужин, а если поезд и дальше так пойдет, без остановок, как в первую часть ночи, то доктора не увидишь. Хотя нет, все равно «Харьковчанка» замрет, когда придет время бате уколы делать, тогда можно будет и согласовать. Ну а в крайнем случае придется взять инициативу на себя. Разогрею, решил Петя, мясо из борща, сварю макароны и поджарю яичницу. А бате – котлетки из куриного филе с жареной картошечкой и кусочек балычка для аппетита. Меню для бати Петя продумал заранее и перед началом движения положил размораживаться курицу, а из спального мешка, что в жилом балке под парами, достал шесть крупных картофелин. Картошки уже мало осталось в мешке, всего пуда полтора, и приберегалась она на первое блюдо, но уж очень хотелось батю побаловать таким лакомством – жареной картошечкой. Котлетки, напомнил себе Петя, поперчить, а картошку залить парочкой взбитых яиц. А на третье какао с молоком, всем, кроме Валеры, который какао видеть не может, в детстве перекормили. Валере, как всегда, кофе или чай покрепче, почти одну заварку.

Утвердив эту программу, Петя стал думать, с чего начать. Времени до ужина много, часа четыре, так что спешить некуда. Встал, поморщился от боли в ногах и пожурил себя за то, что перед выходом с Комсомольской постеснялся напомнить Алексею о перевязке. Снял унтята – меховые носки из овчины, осторожно размотал сбившиеся бинты, покосился на ступни. Неделю назад страшно смотреть было, а сейчас ничего, заживают. Густо намазал марлю мазью, перебинтовал одну ступню, другую, обулся, потопал ногами – ходить можно. Когда горел балок Савостикова, выскочил сдуру в одних унтятах на мороз, и минут за десять так прохватило, что еле в камбуз приполз. И – опять же сдуру – не признался Алексею, сам размораживался по слышанному от кого-то бабушкиному рецепту: сунул окаменевшие ступни в холодную воду. Алексей увидел – за голову схватился. Воду согрел – в теплой воде, оказывается, нужно размораживаться. Растер ноги, наложил спиртовую повязку, но все равно такими пузырями ступни покрылись, что шагу не шагнешь. Пузыри Алексей удалил, но легче от этого стало ненамного. Полежать бы с недельку, а кто людей кормить будет? В ту ночь готовил Алексей, и вой на камбузе стоял: бифштексы пережарил – зубы не брали, посоленную кашу еще раз посолил… Доктор он хороший, спас ноги (краешком уха Петя слышал слова Алексея про опасность гангрены), но что касается кулинарии – руки у него не тем концом вставлены. И Петя соскользнул с нар и, крича про себя благим матом, поплелся на камбуз. Никто его не останавливал, не уговаривал