– Родился Валера на Новый, 1950-й, год, 1 января. Боевой был, выдумщик. Помню, неурожай был, пустой год. И вот, скоро апрель, а кушать уже нечего. На трудодни хлеба мало получили. Третий день картошку и капусту ели. «Мама, – говорит мне, – не плачь. Когда ты плачешь, и мне хочется плакать». Аркадий, старший мой, стоит молча рядом, слушает. А Валера говорит: «Когда я вырасту большой, очень большой буду, – летчиком стану. Самолет у меня будет. Прилечу к вам и сброшу целый мешок пшеницы». Аркадий насмехается: «Пока мешок твой подберут, тети Нади куры прибегут и все склюют!» Валерка думал-думал: «А у меня мешок железный будет!» Сметливый был. Копаем картошку, а у него и тут своя выдумка. «Трудно очень лопатой копать. Надо посадить такую картошку, чтобы можно было собирать, как помидоры. А то устаем сильно – лопатой копать».

В школу пошел – учился хорошо. Мы любили ходить на родительские собрания – всегда с радостью: Валерку хвалили, говорили о нем по-хорошему. А когда он ходил в четвертый класс, у него уже четыре заметки в районной газете напечатаны были.

А за работу в районной редакции, писал по– удмуртски статейки, имел подарок – будильник, и грамоты – тринадцать штук, за все это время…

За чаем шел неспешный разговор, чисто по– крестьянски размеренный, основательный – вдумчивые вечерние беседы…

К сумеркам разыгралась метель, в синем окошке металась снежная крупка, а в избе было так уютно и тепло, что дети резвились в одних маечках и трусиках. Сонно мигал экран телевизора, его никто не слушал, и все мировые конфликты, национальная вражда, парламентские перепалки казались здесь далекими и чуждыми. Зимним беседам некуда торопиться…

– Отец Василия Трофимовича, – продолжала рассказывать Марфа Николаевна, – в германскую войну семь лет воевал, сразу, как в четырнадцатом призвали. Три брата у них воевали: Трофим, Лаврен, Петр. Петра потом убили. Жаль, фотографии нет, все в огне пожара сгорело… Да, дядька еще у них воевал в 1905-м в Маньчжурии. Во Вторую мировую тоже трое воевали, уже другое поколение, братья: старший – наш Василий Трофимович, Аркадий и Николай Трофимовичи. Аркадий на Ленинградском фронте погиб, похоронен в братской могиле у дороги, возле реки Копра… Вот и мне выпало в мирное время стать матерью погибшего солдата. – Она вздыхает и задумывается…

Какая роковая закономерность: в каждом поколении воевали три брата, и один из них обязательно погибал. И вот почти через сорок лет после войны история, будто повинуясь жестокой предопределенности, повторяется. Смерть, словно требуя дани, опять забирает одного из трех братьев Глезденевых. Предполагал ли, остерегался ли Валерка, зная и помня, несомненно, страшную, роковую последовательность в судьбах трех братьев разных поколений… Помните, как в детстве загадал желание стать летчиком? И действительно – надел заветные авиационные эмблемы. Только в железном мешке – цинковом гробу – привезли на самолете его самого. …А на полу разгорелся настоящий бой: летят, катятся в разные стороны шашки, внуки в азарте. Продолжается игра «в Чапаева». Младший, Валерка, неунывающий пострел, неугомонный, характером весь в своего тезку, старший, Коля, – уже школьник. Назвали его тоже в память о погибшем брате – брате снохи Лиды. Погиб он в армии. Бросился под машину, чтобы оттолкнуть товарища, а сам отскочить не успел… И в ее, Лидиной, родословной линии тоже немало вех, отмеченных скорбным знаком павших в боях за Родину родственников. А внуки, пока не подозревающие о генезисе прошлых родословных, которые сплелись и соединились в них, юных потомках, жили своей игрушечной войной. Могучие родословные несли в своей исторической памяти многие поколения многих людей, которые, если пробивал час, вставали за Отечество и грудью защищали его в смертельной схватке.

Василий Трофимович вспоминал о войне, как в октябре 1944 года принял саперный взвод, как воевал на территории Восточной Пруссии, в Польше, обеспечивал переправу войскам. Рассказывал, как после войны делали «проческу» (знакомое по Афганистану слово), выбивали из лесов терроризирующих местное население бандеровцев, потом – бои с «лесными братьями». 10 ноября 1968 года, как записано в личном деле, Валерий Глезденев был призван Алнашским РВК Удмуртской АССР на действительную воинскую службу. И направился в края далекие – в Забайкальский пограничный округ. Служил в должности старшего пограничного наряда. Оружие приходилось держать наготове, применять тоже. Бывало, с той стороны загоняли на нашу территорию отары овец – пастись. Пограничники гнали их обратно. Потом замечали, что появлялись болячки на суставах рук, долго не заживали. Видно, шерсть овец была пропитана каким-то составом… В то время на границе было неспокойно, всем памятны события на Даманском, непрекращающиеся провокации китайской стороны. …Несколько лет спустя в Ташкенте он как-то сказал мне:

– Я напишу повесть, которая будет начинаться словами: «Я благодарен судьбе за то, что получил возможность быть в самое трудное время на советско-китайской границе и в Афганистане». …Летом 1969 года рядовой Глезденев поступал во Львовское высшее военно-политическое училище. Поступил с первого раза, сразив приемную комиссию своим бравым видом, заметками по– удмуртски, в которых умудренные экзаменаторы смогли прочесть лишь фамилию автора, и, несомненно, своими спортивными данными.

За спиной, как водится, брюзжали: взяли из-за того, что удмурт. Конечно, этот фактор тоже имел место и сыграл какую-то роль (писал тогда Глезденев со страшными ошибками); безусловно, существовала и действовала активная политика обучения и воспитания национальных кадров.

Редакция, в которую приехал служить Глезденев, до поры до времени ничем особым не отличалась. Разве что газета была одной из старейших, созданная в 1919 году. Сонный Туркестанский военный округ, который и при царе Горохе был Туркестанским, встречал отупляющей жарой, оцепеневшими от тоски, отдаленности и безысходности гарнизонами, а в лицах офицеров сразу бросалась в глаза печать неперспективности. Округ третьей категории. Таковой была и газета «Фрунзевец», безнадежно скучная, с уродливыми фотографиями, на которых с трудом можно было различить лица передовиков соревнования – «стойких защитников самых южных рубежей». Газетные полосы с механическим равнодушием тиражировали вариации лозунгов: «Крепить боеготовность и воинское мастерство», «Служить в Краснознаменном Туркестанском округе – ответственно и почетно» – и подобных им.

Афганская эпопея в одночасье смела сонливость и вековую тишь, приграничные гарнизоны забурлили, почувствовав вкус жизни вторых эшелонов фронта. В штабе округа всю ночь напролет горели окна кабинетов. Афганская война вызвала невиданный взрыв военной активности. Штабы планировали и вели экспансию, политорганы вкупе со средствами массовой информации раздували антидушманскую, антиамериканскую, антиимпериалистическую кампанию. В воздухе витал не высказанный вслух клич: «Интернациональный долг достойно выполним». Афганистан 80-го подлаживали под Испанию 1936-го. Идеи протягивали в аналогии, и дело отцов, дедов и прадедов отправлялись продолжать сыновья, внуки и правнуки. Под фанфары шли устранять интернациональную задолженность. И лишь немногие седые головы да материнские сердца восставали: зачем эта война на чужой земле? Но седоголовым, как известно, затыкали рот, ссылали, а от матерей попросту отмахивались.