Он был безотказен: если его просили взять передачу, посылку, письма и переправить потом домой – никогда не отказывал. Валеру нагружали, как афганского ишака, по самую макушку. Сохранился снимок: мы вдвоем с Валерой стоим возле нашей редакции в Кабуле. Я держу его военное пальто, а он с двумя свертками – вечными передачами.

У него было много друзей в дивизии. Я кого-то еще не знал, а он уже махал рукой, кричал: «Здорово!»

Когда я летал в командировки через Ташкент, естественно, тоже заходил во «Фрунзевец» и останавливался у Глезденева.

У него постоянно кто-то жил, останавливался по пути. Квартира его была чем-то вроде перевалочной базы для его многочисленных друзей и знакомых. Однажды на каком-то празднике собралось у него, наверное, семей восемь – товарищей по работе. Спросил тогда у Наташи, его жены: «Тяжело тебе с такой компанией?» А она мне: «Такое очень часто бывает. И пусть, лишь бы приходили люди в этот дом…»

К Глезденеву, как уже говорилось, постоянно кто-то приезжал; он постоянно о ком-то заботился, беспокоился, ссуживал деньгами, доставал билеты… Кстати, до тех пор, пока не открыли на военном аэродроме специальную кассу для «афганцев», их беззастенчиво, нагло обирали подонки обоего пола из касс «Аэрофлота», проходимцы и мерзавцы, спекулирующие на билетах, – знали ведь, как рвались домой люди, пришедшие с войны…

Однажды Глезденев буквально ворвался в редакцию – взъерошенный, от волнения заикается:

– Представляешь, до какого свинства дошли! Сволочи! Стоит в очереди раненый из Афгана, на костылях, его, бедного, оттерли, затолкали, а он, бедняга, стоит, мнется. Я растолкал всех: совесть есть у вас? Человек раненый! Повел его без очереди к окошку: бери билет!

Был случай, когда Глезденев вступился за пожилого человека, на которого напали грабители. Дело было ночью. Глезденев возвращался с дежурства, услышал крики о помощи. Как всегда, не раздумывал: человек в беде. Хулиганам пришлось ретироваться. Потерпевшим оказался отставной полковник. 14 мая 1982 года капитан Глезденев вылетел в Кабул. Днем раньше в Афганистан вылетел я и майор Эдуард Беляев, в то время начальник отдела боевой подготовки нашей газеты. Он направился к десантникам, мне же был предписан Кундуз. Бортов не было, на почтовый вертолет меня не взяли. Попутчик мой – пожилой майор – посоветовал не расстраиваться, вытащил из чемодана 0,75-литровую бутылку водки, тут же, на ребристой взлетке, налил, выпил, крякнул, плеснул и мне. Я не отказался.

На следующий день, переночевав на знаменитой пересылке, отправился на аэродром ждать самолет. Там неожиданно встретил Глезденева. Он был вместе с редактором десантной газеты майором Макаровым. Накоротке перебросились вопросами: «Куда? Откуда?» Он собирался в Шинданд, и я показал на только что отъехавший грузовик с людьми: они как раз ехали к самолету. «Попробуй, может, успеешь!» Макаров тут же остановил какую-то машину, и они помчали к самолету. Позже узнал, что Глезденев успел. Не знаю, сколько он пробыл в Шинданде, но в Баграме, где во время операции располагался штаб армии, Глезденев появился раньше меня. Там он сразу направился в авиаполк, в который приезжал в свою первую командировку.

Панджшерская операция мая 1982 года была одной из кровопролитнейших за всю историю афганской войны. Своей целью операция ставила разгром самых крупных сил мятежников – по данным того времени, до 75 процентов от всех формирований. Помимо этого, войска должны были овладеть рудниками: алмазными, лазуритовыми, золотыми приисками. Разгром группировки и тыловой базы открывал возможность установления прочной правительственной власти в районе. Ущелье, где были сосредоточены склады, укрепрайоны, базы продовольствия и вооружения, тянулось на протяжении 120 километров. Его поделили на основные направления ударов. Витебские десантники высадились на востоке, с запада шла бронегруппа, а в центре были усажены мотострелковые подразделения, а также командос, пехота афганских вооруженных сил.

В репортаже «Десант в горах», опубликованном позже в «Красной звезде», Глезденев, насколько позволяла цензура, рассказал о тех днях, о встречах с летчиками, с командиром полка полковником Виталием Егоровичем Павловым, будущим Героем Советского Союза, генералом.

Погода в тот день неожиданно испортилась. Задул резкий горячий ветер, все заволокло пылью. Павлов обеспокоенно посматривал на часы: операция развернулась полным ходом, горы требовали подкрепления. За пыльной пеленой горы были почти не видны.

Глезденев представился Павлову, тот коротко кивнул, как старому знакомому, пожал на ходу руку, мол, смотри все сам, а мне недосуг.

«Наблюдаю за Виталием Егоровичем, – писал позже в репортаже Глезденев, – вспоминаю первую с ним встречу. Тогда так же дул свирепый ветер, пылью хлестал по палатке, в которой собрались авиаторы. В тот день отличившимся вручали награды… Построение из-за непогоды отменили. Но в брезентовом "актовом зале" обстановка была приподнятой, торжественной. Когда назвали фамилию первого награжденного, в палатке негромко зазвучала магнитофонная запись фронтовых песен. Под волнующие, дорогие сердцу мелодии вручали награды майорам Н. Полянскому, А. Сурцукову, П. Луговскому, капитану А. Садохину, И. Ульяновичу, А. Ибрагимову. Запомнилось мне, как после вручения наград выступал Павлов. Он говорил о преемственности славных боевых традиций, о верности молодых авиаторов делу отцов и дедов. Говорил взволнованно, горячо. Чувствовались в его словах твердая командирская воля, бойцовский характер советского летчика».

Строй стоял на краю аэродрома. Вертолетчики в голубых комбинезонах – в шеренгу, десант цвета хаки – в колоннах, лицом к вертолетным экипажам.

Между строями стояли огромный, как горилла, Павлов, начпо авиаполка, общевойсковые командиры. Распределяли по экипажам.

А впереди неприступной стеной возвышались горы. Там громыхала война, пожирая все новые людские массы. И потому ущелье продолжали «фаршировать» войсками.

День уже перевалил за половину. Вылетела первая группа под командованием подполковника К. Шевелева, за ней вторая – майора Н. Полянского. С Полянским как-то доводилось летать и Глезденеву. А сейчас журналист стоял у «радийки», из которой, пропущенные через громкоговорящую связь, доносились команды, доклады, радиопереговоры. Он сразу заметил боевой листок в черной рамке. «Сегодня, 17 мая, до конца выполнив воинский и интернациональный долг, погибли геройской смертью майор Грудинкин Ю. В., капитан Садохин А. К., капитан Кузьминов В. Г…» Валера отчетливо вспомнил веселого, неунывающего замполита Сашу Садохина, тот день, когда ему вручали орден. Глезденев сжал кулаки и с болью глянул на горы, чернеющие за аэродромом. Там нашли смерть люди, которых он знал, которых успел полюбить, которым верил как никому другому.

В пыльной круговерти вертолеты поднимались и уходили вверх, другие же, сбросив живой груз, плыли, облегченные, обратно.

Глезденев бросился к вертолетам, которые только-только сели. Из одного принимали раненых. За распахнувшейся курткой одного из них мелькнули сине-белые полосы. «Десантник», – понял Валерий. Он видел, как осторожно выгрузили и положили на носилки еще одного, которого тут же накрыли простыней. И шагал от вертолета стремительный худощавый человек в черной кожанке: