– Чем он занимается со своими друзьями? – спросил мистер Догерти.

– Играет, – ответила она. Как мне показалось, с надеждой.

Мистер Догерти посмотрел на меня.

– Ты знаешь, где он играет? – спросил он. – У нас к нему несколько вопросов. Хотим убедиться, что с ним все в порядке.

Ну да, конечно. Больше им ничего не надо.

Я пожал плечами.

– Спасибо, – сказал второй полицейский. – Ты нам очень помог. Пойдем найдем его сами.

И они его нашли, но едва мой брат их увидел, как рванул от них подальше на своем «стингрее», и они гнались за ним миль десять и разбили одну… нет, две полицейских машины, так что им пришлось вызывать полицию штата, которая и поймала его, но только потому, что у него лопнула шина, когда он делал крутой поворот на одном колесе – между прочим, это мало кто умеет. Но моему брату его умение не очень-то помогло. Он рассказал нам все это после того, как мистер Догерти привез его домой и посидел с нами, пока второй полицейский обыскивал наш гараж и подвал, а потом спрашивал брата примерно пятнадцатью разными способами, бывал ли он когда-нибудь в хозяйственном магазине «Тулс эн мор».

Я отлично видел, что этот второй полицейский не поверил ему ни одного раза из пятнадцати.

Про мистера Догерти понять было труднее – он только сказал, что лучше нам отменить мои субботние дежурства с его детьми, пока все не выяснится.

Просто блеск.

После того как они ушли, мать задала брату тот же вопрос.

– Ты же слышала, что я им ответил.

– Ответь мне, – сказала она.

– Я ничего не крал.

– Ты брал что-нибудь из магазина мистера Спайсера?

– Нет. Только потому, что Лукас…

– То, что сделал Лукас, прошло и забыто. Меня волнует то, что делаешь ты.

– Можешь не волноваться, – сказал брат.

– Но я волнуюсь.

– Ты мне не веришь?

Мать ушла на кухню.

Брат посмотрел ей вслед. Он просто стоял, глядя ей в спину, пока она мыла посуду в раковине. И долго так простоял. Потом пригрозил мне тихонько, чтобы она не слышала, – пусть, мол, я только вякну что-нибудь, пусть только попробую, – и пошел наверх.

Я стал готовить уроки на шатком кухонном столе. В основном математику. А еще надо было скопировать карту Миссисипи из «Географической истории мира» – которая, хочу вам сообщить, до сих пор осталась такой же новенькой и чистой, как в тот день, когда мистер Магро-Хилл зашил ее в обложку. Еще я нарисовал самурайские костюмы, потому что после Китая мы с мистером Макэлроем отправились в Японию. И, конечно, прочитал несколько страниц про Джейн Эйр – она потихоньку обживалась в доме мистера Рочестера, хотя сам он пока не появился. По крайней мере, я так понял.

Времени на все это ушло порядочно.

Когда я наконец поднялся наверх, свет там уже не горел, а брат лежал в кровати. Он накрылся одеялом с головой.

Знаете, если кто-то плакал, в воздухе что-то остается. Это не запах, это нельзя ни увидеть, ни пощупать. И нарисовать тоже нельзя. Но оно есть. Это похоже на крик искалеченной чайки, который разносится в пустом белом мире вокруг нее. Когда вы смотрите на картину, вы его не слышите. Но это не значит, что его нет.

* * *

Деревья краснели и желтели. Эти цвета медленно, как расплавленная смола, сползали вниз по холмам, среди которых лежал наш тупой Мэрисвилл. Первыми изменились деревья на самых верхушках, а потом и другие, начиная с тех, что стояли более или менее отдельно. Лоскуты красного и желтого становились все шире и шире, пока зелень не осталась только в ложбинах между холмами. А потом вершины начали редеть, так что на них уже проглядывали голые скалы, а желтое и красное добралось до подножий, а потом и деревья вокруг города тоже быстро изменили цвет, как будто не хотели пропускать общее веселье.

Все, кроме деревьев около нашей Дыры. Их листья побурели и опали.

Просто блеск.

Мы с матерью сгребли их с лысой площадки перед домом и сожгли на улице. Знаете, какой от этого запах?

– Это пахнет осенью, – сказала мать. – Лукас любил играть с листьями до того, как их сожгут. Он сгребал их в кучу, а потом прыгал туда, и они разлетались во все стороны, а он опять сгребал и опять прыгал, пока они не облепляли его с ног до головы. Тогда он звал меня, и мы сжигали все листья, а он стоял и наблюдал так тихо и серьезно, как будто смотрел куда-то далеко-далеко.

Она подгребла отлетевшие листья к низким язычкам огня.

– Он скоро вернется, – сказал я.

– Знаю.

Я поглядел ей в лицо.

Она тоже смотрела куда-то далеко-далеко.

– Надеюсь, больше никаких неприятностей не будет, – сказала она.

И знаете – как раз об этом я думал в последнее время на физкультуре. Я больше не хотел никаких неприятностей, в основном потому, что матери их и так хватало. Поэтому я очень старался, чтобы меня не отправили снова к директору Питти, пускай там и можно было еще раз увидеть Бурого Пеликана. Я правда старался. Ничего не откалывал. Нет, сэр, паршивец вы этакий.

И дела в общем шли сносно, хотя мы с тренером Ридом почти не разговаривали. В эти дни у нас были упражнения на снарядах. То есть мы валяли дурака на кожаном коне, брусьях, канатах и турнике, а для тех, кто тощий и жилистый, – сами понимаете, кого я имею в виду, – в этом нет ровным счетом ничего трудного. Конечно, тренеру Риду и в голову бы не пришло меня похвалить, жди я хоть миллиард лет. Даже сделай я соскок с тройным сальто из стойки на руках, он и то промолчал бы. В основном он занимался тем, что ходил по залу и орал на Отиса Боттома или еще на кого-нибудь – со мной не заговаривал, и я с ним тоже, – а потом велел нам строиться в шеренги и на меня при этом не смотрел.

Ну и отлично. Никаких неприятностей.

До того дня, когда он объявил, что ему надоело нас развлекать, так что пускай мы построимся, а он разделит нас на команды и отправит играть в баскетбол. И он разделил нас на Команду Одетых и Команду Полуголых, и я попал к Полуголым, и тренер Рид ушел в свой кабинет, а я перебежал к Одетым и предложил Джеймсу Расселу поменяться, и он сказал «давай», и мы поменялись, но тренер Рид, похоже, следил за нами, потому что он тут же появился из своего кабинета – да, сэр, паршивец вы этакий, – и вид у него был не самый довольный.

Он спросил, что это я тут устраиваю. Сержантским голосом.

Я ответил – и, по-моему, достаточно вежливо, – что собираюсь играть в баскетбол.

Тогда он ответил – и у него это получилось совсем невежливо, – чтобы я заткнулся и немедленно отправлялся в Команду Полуголых.