– Отличный план, – соглашается родитель, и мы все дружно топаем на кухню, даже не переодевшись.

Рыжуля тут же снимает платок и завязывает волосы на затылке, чтобы не мешались, и идет к холодильнику.

– Я пока сделаю тосты, – вызывается Дианка, доставая хлеб.

Ида достает контейнер с яйцами, сосиски, зелень и начинает колдовать над плитой, пока мы с папой, скинув пиджаки, сидим за столом.

– Хорошо, что никто не видит, как мы после праздничного стола жарим яичницу, – хмыкаю я.

До сих пор не могу отойти от того, что наговорила Рыжуле ее мать. Накрыть столы, созвать гостей и ждать, что мы не приедем, это, конечно, сильно.

Хорошо, что отец не наелся, иначе, вместо того чтобы жарить нам яичницу, Ида развела бы сырость, рыдая в три ручья. А так хотя бы отвлеклась.

– Готово, – ставит она на стол сковородку. – Так вкуснее, – пожимает плечами на мой удивленный взгляд, подавая каждому тарелку для салата.

Наливает в стаканы компот из вишни и садится за стол сама.

Мы все вместе едим из одной сковородки, выбирая кусочки поаппетитнее, и я вдруг осознаю, что ни разу с тех пор, как умерла мама, не чувствовал такой семейной идиллии и единения. И всё из-за Иды. Вот как ей это удается?

Ида

– Я сама всё уберу! – говорит Диана, стоит мне начать собирать посуду. – Ты готовила, значит, посуда на мне.

– Ну что тут было готовить-то? Давай вместе, – убеждаю я ее, но она и слушать меня не желает, выгоняя вон.

Я с улыбкой выхожу из кухни, уже собираясь подняться к себе, но вдруг слышу, как свекор зовет меня в свой кабинет.

– Да, папа? – заглядываю я к нему.

– Садись, дорогая, хочу кое-что обсудить, – кивает он на диванчик, сам пересаживаясь на него. – Я стал невольным свидетелем вашего разговора с матерью, – говорит он, заставляя меня напрячься. – Я, конечно, против того, чтобы мой сын разговаривал таким тоном со старшими, но рад, что он изменил свое к тебе отношение и защитил. И вот что я хочу сказать, дорогая, ты теперь часть нашей семьи. Не важно, что говорят твои родители, важно, чтобы ты знала, твой дом теперь тут. И если тебя или нас не хотят видеть в том доме, это их потеря, а не наша. Поняла меня? Не смей из-за этого грустить.

Я настолько поражена и растрогана его словами и поддержкой, что просто не могу сдержать слез. Шмыгаю носом и просто обнимаю свекра, не в силах поверить, что у такого золотого человека мог родиться такой зазнайка, как Заур. Хотя, если вспомнить, как лжемуж защищал меня сегодня…

– Ну-ну, не надо плакать! – утешает меня свекор, явно чувствуя себя неловко. – Если кто и должен плакать, так это твои родители, потеряв такую золотую дочь.

– Всем бы такого отца, как вы, – говорю я, отстраняясь, и замечаю затаенную боль в его глазах.

Невольно думаю о его взаимоотношениях с Зауром и даю себе слово разобраться в них. Там явно было что-то не так.

– Иди спать, дочка, и больше не думай о глупых словах матери.

Я желаю ему спокойной ночи и поднимаюсь к себе, с удивлением понимая, что слезы действительно высохли. Мне совершенно не хотелось рыдать, как было, когда мы только ехали домой.

Когда появляюсь в комнате, Заур уже, судя по виду, принял душ и сидит с ноутбуком на постели, вытянув ноги. Стоит мне на него взглянуть, как перед глазами мелькают картинки того, как он сминал мои губы на этой же самой кровати и ласкал меня, но сейчас я хочу отодвинуть в сторону плотскую сторону наших отношений и сказать ему то, что у меня на уме.

– Заур, мы можем поговорить? – набираюсь смелости и спрашиваю. Ноль внимания.

Его пальцы продолжают стучать по клавиатуре, и это злит.

– М? – задает он вопрос, но заметно, что сейчас он совсем не со мной. А с кем? С кем он переписывается?

Да что он себе позволяет? Нашел тоже время в интернете сидеть!

– Ты можешь уделить мне пять минут? Или твой собеседник важнее?

– Ревнуешь, Рыжуля? – хмыкнув, закрывает он крышку ноутбука и смотрит уже на меня. – Я весь во внимании.

– Вот еще, – фыркаю я в ответ на его слова и чуть отодвигаюсь. Без преграды в виде ноута его стало как-то слишком много.

– Так ты будешь говорить? – торопит он меня и этим выводит из себя.

– Тебе обязательно нужно быть таким вредным? Я хотела мирно поговорить!

– А сама ругаешься. И кто тут вредный?

Я готова взорваться, но общение с Зауром приучило меня сдерживать свои эмоции. Выпускаю воздух сквозь сжатые зубы и внимательно изучаю его взгляд. Он у него всегда такой заносчивый, словно он – король мира. Что же прячется за этой маской? Мне жутко интересно. Сегодня он показал мне совсем другую свою сторону.

– Я хотела поблагодарить тебя за то, что ты меня защитил.

– Не очень-то придавай этому значения, я просто поставил твою мать на место, – ровным тоном, словно ему нет дела, произносит он. Но я уже не верю. Не верю, что ему всё равно.

– Ты мог просто проигнорировать, не вмешиваться. Я бы сама с ней разобралась. Она сложный человек…

– Хватит, Ида, я ее даже обсуждать не хочу, – прерывает он мои рассуждения. – Мне неинтересно, какая она и ее слезливая история, сделавшая ее такой. Не надо пытаться меня разжалобить.

– Я и не хотела тебе рассказывать истории, я не хочу оправдывать свою мать. И совсем не хотела тебя разжалобить! Она заслужила каждое слово, которое ты ей сказал.

– Меня радует, что ты против нее, а то ты ко всем находишь подход в моей семье, а среди своих как чужая. Это странно.

– Ты меня в этом обвиняешь? Думаешь, я не смогла найти к маме подход?

– Да она просто сука, о чем тут говорить? – выдает он резко.

– Твой отец, кстати, всё слышал, и он на нашей стороне, – решаю я немного сместить ракурс разговора и сбавить накал. Меня, конечно, коробят его слова, но, если начну акцентировать на них внимание мы опять скатимся к банальному спору. – Мы обсудили всё только что.

– Отлично, вот и забей на мать, раз ты прекрасно ладишь с моим отцом.

– Но ты… – закусываю губу, не думая, что ему понравится то, как я лезу в его отношения с отцом. Но меня зацепили слова свекра.

– Что я? – заметно напрягается Заур всем телом. Разговор ему явно становится неприятен.

– Вы с ним не очень ладите, но я не понимаю почему. Он же такой замечательный.

– Замечательный, – криво улыбается Заур, – почему бы ему не быть замечательным по отношению к тебе? Ты же его по шерсти только гладишь, обхаживаешь, улыбаешься своей этой милой улыбкой. Но не обманывайся его добротой, он может быть и жестоким.

– Твой папа? Нет, Заур, я не верю, – выдыхаю я, перепуганная тем, каким злым блеском озарились его глаза. Не представляю, о чем он говорит.