Высокая и представительная Лоррейн родилась в Южной Индии, но говорила с австралийским акцентом. Она вела семинары, посвященные «достижению успеха через развитие осознанности» и «поиску жизненного предназначения». В пронизанном холодом оазисе, где всё (и люди, и природа) было окрашено в песочно-серые тона, Лоррейн очень выделялась: она носила наряды жизнерадостных розовых и желтых оттенков. Зарабатывала девушка на жизнь тем, что путешествовала по святым местам и вела семинары по развитию мотивации. Ее сопровождал австриец по имени Кристоф, ландшафтный дизайнер. Он взял отпуск на время, пока его сады засыпало снегом. Мы немного поболтали у камина и пообещали друг другу вместе съездить на экскурсии. Я порекомендовала Мо в качестве гида.

Тук-тук.

– Кто? – раздраженно спросила я.

Тишина. Зазвонил будильник на телефоне, но я никак не могла сообразить почему. За дверью стоял Мо. Я в ужасе подскочила: пора ехать! Нас ждал Гара.

Голову словно паук паутиной оплел, я думала только об уютном одеяле, но ведь нам предстояло увидеть настоящую жизнь Сивы – она была такой до прихода сюда чужаков.

Гара – одно из небольших поселений внутри оазиса, почти не известное туристам. Попасть туда можно только с военным эскортом, имея специальное разрешение.

Лоррейн, Кристоф, Мо и я сели в джип водителя по имени Камель, по пути заехали за сопровождающим солдатом и понеслись по пустынному бездорожью, подпрыгивая и раскачиваясь. У меня возникла безумная идея: постараться уснуть, но это вполне могло кончиться смещением позвонка.

Камель взял с собой много еды. Когда Мо попытался поспать, он положил голову на одну из сумок и разбил сырые яйца.

Спустя несколько нелегких часов езды в поле нашего зрения возникло соляное озеро, а затем – руины крепости. Мо объяснил:

– Здесь тоже была крепость, но не такая большая, как в Сиве.

Гара – маленький поселок: всего несколько глинобитных хижин. Новости о нашем приезде разнеслись быстро, и навстречу нам выбежала целая куча детей. Мо собрал деньги, чтобы купить им ручек и конфет. Мы смутились, когда он предложил раздать их детям, которые в результате подрались, рассовали сладости по карманам и стали клянчить еще. Посовещавшись, мы объяснили Мо, что такие подачки отучают детей быть самостоятельными, и попросили, чтобы в будущем он не разрешал туристам отдавать вещи местным жителям.

Мы зашли к шейху Хасану, старейшине местного племени (полагалось обязательно у него задержаться), сели в комнате, и к нам присоединились мужчины из деревни. На стол выставили угощение: орешки, шоколад, круглые крекеры с дырочкой посередине, а мы преподнесли шейху сладости. Все смотрели, как мы едим; один мужчина отгонял мух маленькой щеткой-мухобойкой, другой кипятил чай на газовой горелке. Принесли мешки с изделиями местных ремесленников – вдруг нам захочется купить что-нибудь, – а шейх Хасан вручил толстую гостевую книгу, чтобы каждый из нас в ней расписался.

Мы полазили по крепости, посетили гробницу суфийского святого. Ее украшали свисающие с потолка связки страусиных яиц.

Камель отвез нас в старый сад, где прежде находилась финиковая и оливковая фермы, а потом за одну ночь из-под земли пробились двадцать пять источников.

– Где есть пресная горячая вода, там есть и соленая, – сказал Мо.

От избытка соленой воды почти все оливковые деревья погибли, но теперь по саду бежали ручейки, и более живописного места для пикника мы бы не придумали. Лоррейн заставила нас ходить от дерева к дереву, обнимая их и «впитывая» их энергию.

Из земли били фонтаны горячей воды, колосья тихо покачивались на ветру и волшебно золотились в свете закатного солнца. Это было идиллическое место, где хотелось жить только настоящим.

Посреди пустыни наш джип сломался.

– Перерыв! – объявил Камель.

Мы с Лоррейн вышли из машины и подумали: правда, нет в жизни случайностей! На небе было столько звезд, что казалось, они вот-вот посыплются нам на головы. Они не просто мерцали на черном небе, а скорее, небо светилось, и казалось, будто у него несколько слоев, каждый из которых усыпан звездами. Их оказалось так много, что неба было почти не видно.

Для поездки в пустыню иностранцы должны получить разрешение правительства. Не совсем понятно, зачем все это делается: то ли ради того, чтобы взять по двенадцать долларов с каждого за разрешение, то ли чтобы действительно обеспечить нам безопасность.

Мо показал мне странную фотографию белой скалы, похожей на гриб, среди белой как мел пустыни.

– Неужели ты не слышала о Белой пустыне? – спросил он и сказал, что четверо корейцев хотят отправиться на экскурсию на две ночи с посещением оазисов Бахария и Фарафра, Белой пустыни, Черной пустыни и Хрустальной горы.

В джипе было полно места, поэтому я вручила Мо двенадцать долларов и поведала о своих планах Лоррейн и Кристофу.

Наш отъезд откладывался, потому что Лоррейн и Кристоф горячо поспорили с Мо из-за денег. Мо вычислил стоимость экскурсии в Гару и этой поездки, а потом назвал непомерно высокую цену. Лоррейн, торгуясь, снизила цену настолько, что мне это показалось несправедливым по отношению к Мо. Он согласился, но был очень рассержен. У Мо была привычка ходить вокруг да около и никогда не говорить прямо, поэтому нельзя было понять, что именно у него на уме. Если бы он с самого начала назвал одну цену и не стал ее менять, проблем не возникло бы. Лоррейн хотела проучить его, показать, как «правильно вести дела», и это разозлило его еще сильнее. Она считала, что он должен быть благодарен ей, поскольку, по ее словам, стоит ему изменить свой подход к делу, и клиентов станет больше. Однако Мо явно не чувствовал себя благодарным!

Утро началось плохо, а дальше все стало еще хуже. Мы остановились на завтрак у Абу-Шруф – чистого теплого источника, в котором плавала рыба. У меня было плохое предчувствие, и мне отчаянно хотелось остаться в Сиве, но я же не могла знать, что наше сафари по пустыне обернется таким кошмаром. Не желая еще больше портить поездку, я помалкивала.

Мо все время подсаживал в джип пассажиров, которых нужно было подвезти туда-то и туда-то. Мы сидели в ужасной тесноте среди палаток, рюкзаков и пакетов с едой.

Пронизывающий холод сменился почти минусовой температурой. Смотреть было не на что. Три раза у джипа спускало шину, два раза кончался бензин. Камель потерял бумажник и сотовый, а Мо заявил, что во всем виновата Лоррейн, что она «сглазила» поездку своим «колдовством» (он так и не понял, зачем она вчера обнимала деревья, а потом сидела на песчаных дюнах и медитировала). У нас имелись четыре бензобака и запасные канистры с бензином на верхнем багажнике. Когда нужно было залить бензин, Мо и Камель подсоединяли к канистрам пластиковый шланг.

Мы пообедали на военном пропускном пункте, где я стала свидетелем незавидной участи египетских солдат. В этом месте, где царил беспощадный холод, жили четверо молодых военных. Здесь стояли три барака без окон и уличный туалет, где было всего три стены. На полу одного из бараков, построенного из сломанного оргстекла, с наполовину снесенной крышей, лежало одеяло. Грязная потрепанная кошка клянчила еду, когда мы ели салат из помидоров, тунца и лепешки. В пустыне было невыносимо холодно и совсем некрасиво. Бедные солдаты жили здесь по тридцать – сорок дней, затем на несколько дней получали увольнение, после чего все начиналось снова.