Зайяд повернулся и потерял дар речи.

Мэрайя стояла, освещенная лунным светом, в прозрачной белой маечке и в коротких белых шортах. Она выглядела готовой к постели, а не к ужину.

Зайяд подумал, приближаясь к ней, что вполне можно начать с десерта.

— А я все думала, где же мы закончим, — сказала Мэрайя, прижимаясь к его груди.

Прошлой ночью они совершенно забыли про ужин и отправились прямо в постель. Два часа спустя они уснули, а еще через два часа Мэрайя разбудила Зайяда поцелуем в самое нежное и чувствительное место.

Не стоит и говорить о том, что остаток ночи они провели так же, как и ее начало.

— А что значит: где же мы закончим?

Она засмеялась:

— Между нашими квартирами. Я думала, где же мы закончим, в твоей или в моей постели.

— Ну, мы же сейчас вместе в одной постели, не так ли?

— О, да.

За окном сиял рассвет, и Мэрайя наблюдала, как наступает новый день. Она всегда любила солнечные дни, но сейчас ей было все равно, даже если начнется ураган. Она не позволит никому и ничему испортить себе настроение.

Мэрайя наслаждалась временем, которое осталось. Остался всего один день до возвращения Джейн, и тогда все будет по-другому… Все вернется на круги своя.

Появятся вопросы, над которыми она даже не хотела задумываться, а тем более искать на них ответы.

С того дня, как она встретила этого удивительного мужчину, она начала новую жизнь. И пока эта фантазия будет продолжаться, она будет в полной мере наслаждаться ею.

Она медленно провела рукой по груди Зайяда, по его животу и дальше вниз.

— Мне нравится спасть с тобой в одной постели, — сказала она, не боясь выглядеть уязвимой. — Я думала, что мне никогда не понравится делить с кем-то постель. Я привыкла быть одна, спать одна, жить одна.

— Ты живешь не одна.

— Я не имею в виду разделение пространства. Имею в виду мое сердце. Я одинока в своем сердце…

— Иногда в одиночестве есть своя прелесть. Иногда отчужденность защищает нас, не так ли?

— Верно. Я четыре года защищала себя, может быть, даже дольше.

— А теперь?

— Я больше не хочу этого делать.

— Даже если тебе опять будет больно?

— Даже если мое сердце разобьется на куски.

Зайяд повернул ее лицом к себе и посмотрел на нее с нескрываемым изумлением:

— Как ты можешь говорить такое после всего того, что тебе пришлось пережить?

— Потому что я медленно умирала все эти четыре года. Конечно, я боролась, как могла, но жизнь в постоянном страхе — это и не жизнь вовсе.

— Я пытаюсь не думать об этом.

— Почему? Потому что ты веришь, что ничего не должно меняться, или ты боишься того, что случится, если это все-таки произойдет?

Он ожесточился, и светлое, любящее настроение, царившее минуту назад, прошло.

— Прости меня. — Мэрайя покачала головой. — Это было неправильно с моей стороны говорить такие вещи. Ведь это твоя жизнь, твой выбор.

Зайяд угрюмо улыбнулся ей:

— Мы делаем то, что должны. А перемены придут в свое время.

Мэрайя согласно кивнула, снова опуская голову ему на грудь. Он был прав. Даже если он стал стимулом к ее изменению, к принятию нормальной жизни после ужасного развода, возможно, он сам не был готов жить нормально. Может быть, ему, как и ей, нужно влюбиться, чтобы снова начать жить.

Ее сердце сжалось от боли, но она постаралась отогнать ее подальше от себя. Может быть, Зайяд и не любит ее, но, в отличие от ее бывшего мужа и всех этих неудачников в суде, он был честен с ней. Он ничего ей не обещал, никогда не говорил, что любит ее, чтобы заслужить ее доверие.

Нет, просто он еще не был готов.

Мэрайя приподнялась на локте и весело улыбнулась ему. Он так много делал для нее, заботился о ней, был для нее и любовником, и другом. Если он возвращается домой через неделю, то ей хочется быть уверенной, что он не забудет ее и то время, которое они провели вместе.

— У тебя есть планы на сегодня? — спросила она.

— Да.

Ну, конечно.

Она отвернулась. Конечно, у него есть и другие дела. Каждый день не может быть развлечением. Она может в это время заняться работой, убраться в квартире и…

Он протянул руку и нежно погладил ее по щеке:

— После того, как мой врач осмотрит твою лодыжку, у меня есть планы, связанные с тобой. — Зайяд улыбнулся ей. — Я думал о том, чтобы отправиться на пляж.

Сердце ее подпрыгнуло, и она улыбнулась ему в ответ:

— Мы отправимся на пикник?

— Да, и возьмем с собой немного вина.

— И будем строить замки из песка.

Он удивленно поднял брови:

— Что это такое — замки из песка?

— Ты не знаешь, что такое… — Мэрайя взмахнула руками, пытаясь изобразить ужас на лице, но рассмеялась. — Я покажу. Тебе обязательно понравится. В конце концов, это тоже своего рода произведение искусства.

* * *

Зайяд сидел на теплом песке и улыбался. Он был невероятно горд своей работой, но сегодня этого было недостаточно.

Любопытно.

Раньше ему никогда не требовалось чье-либо одобрение. Он посмотрел на Мэрайю, которая выглядела просто великолепно в бледно-голубом купальнике. Ее тело возбуждало, а улыбка заставляла верить, что настоящее счастье все-таки возможно. Она очень отличалась от женщин, которых Зайяд когда-либо знал. И ему хотелось знать ее мнение, получить ее похвалу.

Да, ему было это необходимо.

Указав рукой на свое сооружение из песка, он спросил ее:

— Как тебе мое строение?

— Просто волшебно, — ответила Мэрайя. Ее волосы развевались на ветру, словно золотой парус. — Это похоже на что-то из диснеевских мультиков.

— Правда? Ну, вообще-то это не из мультфильмов. Это — дворец султана в Эманде.

— Правда? — Она выглядела впечатленной.

— Только без садов, плавательного бассейна и некоторых внутренних убранств.

— Ну, конечно, — засмеялась Мэрайя. — Он очень большой, он просто огромен. Султан, должно быть, с трудом находит там зубную щетку.

— Я уверен, что он точно знает ее местонахождение. — Зайяду стало не по себе. Он сам начал эту игру, но теперь она превратилась в ложь, прикрытие. Он не хотел больше обманывать Мэрайю, он слишком дорожил ею. Он должен сказать ей правду. Сегодня вечером.

На мгновение Зайяд задумался, почему не открылся ей раньше. Он же не опасался, что Мэрайя все расскажет Джейн и не оставит ему шансов. Может быть, в самом начале так и было, но в последние несколько дней он просто хотел, чтобы ничто не мешало их роману. Ничего, даже его долг и честь.