Проведя обряд венчания, священник разрешает супругам обменяться кольцами и поцеловаться, после чего подносит кубок с вином. Первым отпивает Никита, затем передаёт кубок своей жене. Осушив кубок, Аграфена Васильевна роняет его на пол, а Никита топчет его ногой. Никто кроме меня этому не удивляется, поэтому я понимаю, что так и принято.

После того, как Никита топчет кубок, Прозоровская встаёт перед ним на колени, и Никита прикрывает её полой своего кафтана.

— Это знак покорности и послушания, — тихонько поясняет мне эти непонятные действия Володя. — Жена да убоится мужа своего!

После венчания вся свадьба возвращается в дом Прозоровской. Фамилию бывшая вдова не поменяла — Никита как человек без имени решил сам взять фамилию её покойного мужа. И не только фамилию — ушлый Никита упросил государя вместе с фамилией сделать его боярином. Не знаю, как так Никита подлизался к царю, но Иван Васильевич его просьбу уважил. Так что теперь Никита, Дар и Даша носят фамилию Прозоровских.

Столы ломятся наивкуснейшими яствами, и пока Никита с Аграфеной уединяются, чтобы подтвердить свой новый статус мужа и жены, гости успевают хорошенько наесться и напиться. Некоторые наиболее активные опричники даже успевают подраться, и только строгий взгляд и мрачный голос их предводителя, Афанасия, мешает им бревна на бревне не оставить от дома Аграфены Васильевны.

Среди гостей я узнаю Фёдора, с которым мы плясали на царском пиру, и учтиво поклонившись, интересуюсь, как у него дела. Фёдор отвечает на моё приветствие пренебрежительной улыбкой и надменно приподнятой бровью, но, по-видимому, вспоминает, кто я, и радостно приветствует меня в ответ. Мы обмениваемся парочкой любезностей, и Фёдор вспоминает, что хотел пригласить меня в гости.

По-видимому, вскоре у него намечается гулянка, а это хороший повод завести новые знакомства, поэтому я с радостью соглашаюсь.

— Значит, в следующую субботу. Спросишь, где живёт Басманов, тебе любой дорогу укажет, — улыбается мне Фёдор, и начинает разговаривать с кем-то из опричников.

— А где дочь свет Аграфены Васильевны? — спрашивает уже немного захмелевший Афанасий. — Пусть выйдет станцует!

— Василиса не выйдет и не станцует, — встаёт на защиту Алисы от наглого опричника Володя. — В танцах у нас Фёдор и Дар хороши, вот они пусть вам и танцуют!

— Я только царя развлекаю, — презрительно морщит нос Фёдор. — Не хватало ещё чтобы я перед какими-то обычными опричниками танцевал!

— В любом случае, Василиса танцевать не будет, уймите свои фантазии, — говорю я Афанасию. — Лучше выпейте ещё!

— Я вас запомню, — мрачно говорит нам Афанасий, но Алису-Василису, к счастью, больше не вспоминает.

Во всяком случае, вслух.

Свадьба длится три дня, в которые опричники пьют, гуляют, дерутся, в общем, проводят время весело и с пользой. После того, как они покидают гостеприимный дом вдовы, а теперь ещё и Никиты, слуги не досчитываются парочки дорогих кубков, понимают, что в погребах совсем не осталось вина и медовухи, а в саду выломана парочка невысоких деревьев.

Впрочем, могло быть и хуже, поэтому слуги потихоньку приводят дом в порядок, и всё начинает идти своим чередом. Никита поселяется у вдовы, её дом побольше и покрасивее, а хоромы, пожалованные нам царём, переходят в моё распоряжение.

То от лица Дара, то от лица Дашеньки я пытаюсь наладить отношения со слугами, но пока что получается не очень. Иногда мне хочется махнуть на всё рукой, и отправиться жить в дом Прозоровской, но я вспоминаю, что мне придётся каждый день лицезреть Никиту, поэтому быстро передумываю.

Зато я частенько в компании Володи заглядываю к Никите в гости — нам же как-то нужно строить планы по нахождению шкатулки. Никита, как человек, чаще всех нас вместе взятых бывающий у государя, втирается в доверие одной из служанок царицы, и заводит с бедной девушкой роман. Та сдаёт ему путь в покои жены государя, и рассказывает, где по ночам находится стража.

— Ну Никита, ну прохвост, — качаю я головой, когда мы с Володей и моим «братцем» обсуждаем планы по возвращению. — Неужели тебе не жалко эту девушку? А жену свою? Ты же ей изменяешь!

— Я же не просто так, а для пользы дела, — лениво оправдывается Никита. — Ну и удовольствие получаю, как же без этого. Жёнушка моя чудо как хороша, но что может сравниться с юной свеженькой семнадцатилеткой?

— Как тебе не стыдно такое говорить, — презрительно кривится Володя. — Вместо того, чтобы хвастаться своими амурными похождениями, расскажи лучше, как к царице пройти, и во сколько часов лучше это сделать!

— Лучше действовать в полночь, тогда стража сменяется, — начинает рассказывать Никита. — А пройти в покои царицы…

Внезапно от рассказа Никиту отвлекает шум в коридоре — слышно, что кто-то идёт.

— Господин, к нам сваха пожаловала, — слуга вводит в столовую, где мы обсуждаем наши планы, дородную Наталью, которую сам Никита когда-то засылал к Прозоровской.

— Здравствуйте, — Наталья низко кланяется Никите. — У вас товар, у нас купец.

— Купец? Кто же такой ваш купец? — недоумевает Никита.

— Наш купец человек старинного рода, и сейчас в милости государя находится, — издалека начинает сваха. — А имя ему Афанасий Трубецкой!

— Так это же Афанасий, — Никита вспоминает своего начальника по опричнине, и то, как он поглядывал на Алису. — Неужели он сватается к моей приёмной дочери Василисе?

— Именно так, батюшка, именно так, — кивает сваха. — Что же мне ответить Афанасию?

— Ответь Афанасию, что приёмная дочь моя ещё слишком юна, и жениха мы пока ей не ищем, — после некоторого раздумья отвечает Никита.

По нему видно, что он не хочет отказывать своему начальнику, но и выдавать Алису в XIV веке замуж тоже желанием не горит. Осталось в нём всё-таки ещё что-то человеческое!

— Как знаете, но наш купец настроен решительно, — хитро улыбается сваха. — Так же, как вы когда-то по отношению к Аграфене Васильевне.

— Ну, Аграфена Васильевна это одно, а Василиса — совсем другое, — недовольно хмурится Никита. — Всего доброго, слуги, проводите Наталью!

Слуги провожают сваху на выход, а мы задумываемся о том, что сулит нам интерес Афанасия к Алисе.

— Может, он поймёт, что Алису не хотят выдавать за него замуж, и отступится? — наивно предполагаю я.

— Э нет, не такой он человек, чтобы отступиться, — говорит мне Никита.

И Афанасий подтверждает его слова — на следующий день на повышенных тонах говорит с Никитой при встрече на опричной работе, а потом вновь засылает сваху.

— Слушайте, я не могу отказать Трубецкому, — говорит нам с Володей и Аграфеной Никита, когда мы просим у свахи время на размышления, и оставляем её попивать медовуху в столовой. — Афанасий мой