ожоги на боку и животе, а также множество шрамов от ножевых порезов, как на его руках. Боже, как он вообще жив?

Я смотрю на его замкнутое лицо, поднимаю руки и зарываю их в его волосы. Не отрывая взгляда от его глаз, я просовываю один палец под нитку его повязки и жду. Он не говорит ни слова, стиснул зубы и кивает. Я в ответ и снимаю повязку.

У него по-прежнему оба глаза, но если левый глаз ясный и темно-синий, то радужная оболочка правого гораздо бледнее и туманнее. На коже вокруг него и на веке есть несколько сильных рубцов, как будто кто-то пытался удалить ему глаз.

— Правый глаз видит лишь на пять процентов, — говорит он отстраненным голосом, — но он мешает видеть левому, из-за чего зрение расплывается. Я постоянно ношу повязку, кроме сна, тренировок и душа.

О, Михаил. ...что с тобой случилось? Хотелось бы знать, расскажет ли он мне когда-нибудь, что с ним случилось. Поскольку я сижу высоко, мы почти лицом к лицу, поэтому я беру в ладони его лицо ощущая жесткие бугры на его коже и наклоняюсь вперед, чтобы наши носы соприкоснулись.

— Господи, Бьянка. — Он закрывает глаза и прикасается своим лбом к моему. — Как ты можешь смотреть на меня?

Я протягиваю руку, чтобы убрать прядь его волос, упавшую на лоб, и провожу тыльной стороной ладони по его правой щеке. Боль, которую он испытал при этом, должна была быть невыносимой. Самый длинный из шрамов рассекает его правую бровь на две части, и я провожу пальцем по нему, затем по носу, пока не дохожу до рта.

— Я думаю... — Мое горло кричит от боли, но я все равно продолжаю. — Ты... сексуальный.

Обхватываю его лицо ладонями и целую в губы. Потом еще и еще. Я одержима его губами. Мне кажется, я могла бы часами просто его целовать.

— Ты сумасшедшая, solnyshko.

Нет, не сумасшедшая. Просто влюблена в него.

Мне плевать на шрамы и его глаза. Для меня он самый красивый мужчина, которого я когда-либо встречала. Медленно, я скольжу руками по его груди и прессу, пока не добираюсь до пояса его брюк и начинаю их расстегивать. Михаил издает звук, напоминающий рычание, подхватывает меня и несет в спальню.

— Снимай одежду, — говорит он, укладывая меня на кровать.

Я в рекордно короткие сроки освобождаюсь от футболки и джинсов, вожусь с застежкой лифчика, пока он зацепляет пальцами за пояс трусиков и спускает их вниз по моим ногам.

— Ты, — он целует мою лодыжку, — такая чертовски красивая. — Еще один поцелуй, на бедре.

Я смотрю, как он наклоняется, зарывается лицом между моих ног и лижет мою киску.

— Я не слишком привлекательный, — еще одно лизание, — но я сделаю так, что ты Бьянка никогда не подумаешь ни о каком другом мужчине.

Он вводит в меня один палец и начинает сосать клитор. Для меня слишком много, но в то же время хочу еще. Он вводит еще один палец, и, о... Боже, кажется, я сейчас кончу. Он растягивает мои стеночки, языком обводит клитор, и я выгибаюсь дугой на кровати, когда волна удовольствия накатывает на меня. Михаил отстраняется от моей киски, и вскоре я чувствую головку его члена у своего входа, но он не входит в меня сразу. Вместо этого нависает надо мной, сжимает мою шею, и он смотрит на меня разными по цвету глазами.

— Моя! — грозно воскликнул он и начал медленно проникать в меня членом, так медленно, что мне показалось, что я сойду с ума. — Если я увижу, что хоть один мужчина прикоснулся к тебе Бьянка, я убью его. — Он подхватывает ладонями под ягодицы и погружается в меня до основания, а затем отступает.

Я делаю резкий вдох, и мои глаза закатываются. Михаил закидывает мои ноги к себе на плечи, чтобы глубже войти в меня. Он снова попадает в эту точку, и я чувствую, что приближаюсь к апогею. Когда он приподнимает мои бедра с кровати и входит в меня, дрожь начинает сотрясать мое тело. За веками вспыхивают белые звезды, пока я переживаю свой оргазм, а Михаил продолжает входить в меня, уничтожая меня самым лучшим способом.

Глава 11

Счастье. Я не помню, когда в последний раз чувствовал себя по-настоящему счастливым. Удовлетворение - да. Но такого восторга, чувство невесомости, которое наполняет все мое тело, незнакомо. Я смотрю на Бьянку, которая прижалась у меня под боком, ее рука на моей груди, а нога просунута между моими, что греет душу.

— Я должен встать, — шепчу я и целую Бьянку в макушку. — Сиси придет с Леной через полчаса.

Она поднимает на меня глаза, улыбается и тянется к моей руке, чтобы осмотреть пальцы. Убедившись, что пластыри на месте, она садится и просит меня повернуться. Шторы на окнах раздвинуты, и вся комната залита светом, выставляя на всеобщее обозрение каждую отметину на моей коже. Тем не менее, я переворачиваюсь на живот и, глядя на окно, жду.

Она кладет ладонь мне на поясницу и медленно ведет руку вверх, ее прикосновение невероятно легкое. Я чувствую покалывание, когда ее волосы падают на мою кожу, а затем ее легкие поцелуи между лопаток, где шрамы сильнее всего.

— Пожалуйста, ... не надо.

Ощущение покалывания поднимается вверх, когда кончики ее волос касаются кожи чуть ниже моего плеча, и она наклоняется и шепчет мне на ухо:

— Почему?

— Господи, детка, как ты вообще можешь спрашивать?

— Мне нравишься... ты, Михаил, — говорит она, ее голос едва слышен. — Каждая... твоя... частичка... тебя.

Последнее слово теряется, и единственное, что я слышу, это ее тихое дыхание, когда мурашки пробегают по моей спине. Я поднимаюсь в сидячее положение, обхватываю ее лицо ладонями и надеюсь, что ошибаюсь.

— Тебе больно разговаривать?

Она смотрит на меня и кивает.

Я закрываю глаза и целую ее лоб. Меня нужно посадить, как подонка, которым я являюсь. Эгоистичный, лживый ублюдок, который заставил ее страдать без причины.

— Ты больше никогда не будешь говорить. — Я прикладываю палец к ее губам. — Обещай мне.

Ее лицо осунулось, но она снова кивает, заставляя меня чувствовать себя еще хуже. Черт. Я встаю с кровати, надеваю брюки