Аарон обернулся и посмотрел на Лану.

– Может, он не все тебе рассказал.

«А может, это ты о чем-то умолчал?» – подумала Лана.

В тот вечер Лана сидела одна у штурвала и смотрела на звездное небо. Яхта медленно качалась на волнах, вода плескалась о корпус, и у Ланы понемногу закрывались глаза. Она резко встряхнула головой – надо оставаться начеку. Ее вахта с полуночи до двух часов ночи, и, хотя яхта шла на автопилоте, надо было следить за курсом и проверять, нет ли на пути других судов.

Лана отстегнула ремень безопасности и встала, размяла плечи и потянула шею из стороны в сторону. Ей нравилось быть на палубе одной, но она все равно пристегивала ремень – пугала мысль о том, что, если она поскользнется и упадет за борт, никто об этом не узнает, пока на вахту не заступит следующий.

– Пытаешься не заснуть? – Из люка показалась Шелл с двумя кружками. – Я сделала горячий шоколад. Подзарядись. – Она подала кружку Лане.

Хотя воздух был теплый, из-за ветра и соли Лана немного замерзла, но не рискнула покинуть пост, чтобы сходить за джемпером. Молочный шоколад разлился внутри сладким теплом.

– Ты просто ангел. – Лана подсела к штурвалу, освободив место для Шелл. – Почему не спишь?

– Не могла уснуть. До моего дежурства всего двадцать минут, вот, решила составить тебе компанию.

– Очень вовремя. Я как раз начинала засыпать.

– Сон всегда подкрадывается неожиданно, правда? Как тебе вообще эти дежурства?

Система дежурств была простой: члены команды несли вахту круглосуточно по одному и сменяли друг друга каждые два часа. Днем на палубе обычно находилось несколько человек, так что чувство ответственности притуплялось, зато ночью дежурящий оставался совсем один.

– Мне нравится, – ответила Лана и добавила: – По крайней мере, в такую погоду.

– В ночном море есть что-то волшебное. – Шелл сделала глоток горячего шоколада. – Дома папа держал свой парусник на краю пристани, и иногда я укладывалась там спать и смотрела на звезды.

– Умиротворяющая картина.

– Сколько падающих звезд насчитала?

– Несколько десятков, – ответила Лана. Небо было усыпано звездами – живя в городе, столько не увидишь.

Шелл поставила пустую кружку между колен и начала медленно поворачивать браслеты на запястье, будто четки. Почувствовав, что она хочет о чем-то поговорить, Лана взглянула на нее и спросила:

– Почему не спалось?

– Наверное, не сильно устала.

Лана ждала, ничего не спрашивала.

Наконец Шелл сказала:

– Вы с Китти уже давно дружите.

– С одиннадцати лет.

– Она рассказывала мне про жизнь в Лондоне, как пыталась преуспеть в актерском деле.

– Суровая индустрия. Среди актеров большая конкуренция.

– Наверняка у нее прекрасно получается.

– Получалось. – Лана бывала на многих спектаклях подруги: как только Китти выходила на сцену, она притягивала внимание всей аудитории. Было в ней что-то такое, от чего хотелось замереть и наблюдать. Только зрители не видели, как перед выступлением Китти мерила шагами гримерку с бутылкой водки в руке. Сколько бы спектаклей она ни отыграла, как бы ни осыпали ее комплиментами, Китти все равно не могла справиться со страхом сцены.

– Наверное, сложно было решиться бросить все и отправиться в путешествие.

– Знаешь, вышло на удивление просто. Уехать было разумным решением – для нас обеих.

– У Китти кто-нибудь остался в Англии? Ну там… парень?

– Нет. Никого.

Так вот к чему вела Шелл. Лану раздражало, что Китти так беспечно флиртует с Шелл, когда ей хочется внимания – усаживала ее к себе на колени, просила намазать спину кремом от солнца, предлагала вместе позагорать топлесс, – однако за этим флиртом ничего не стояло.

– Видимо, не стоит опасаться, что мы с Китти нарушим правило Аарона об отношениях на борту? – вроде бы несерьезно спросила Шелл.

Как сказать, что Китти интересуется девушками только на виду у мужчин?.. Лана решила ответить вопросом на вопрос:

– Странное правило, тебе не кажется?

– Наоборот, очень распространенное. Многие капитаны опасаются, что между членами команды появится напряженность или недоверие.

«Это можно понять», – подумала Лана.

– То есть у Аарона на борту ни с кем не завязывались отношения?

– Никогда.

– Он в плавании уже два с половиной года… Ему не бывает одиноко?

– У него точно кто-то был – до «Лазурной».

Заинтригованная, Лана внимательно посмотрела на Шелл.

Понизив голос, Шелл продолжила:

– Как-то вечером – это было в Таиланде – мы все вместе пошли в бар. Я болтала с Аароном – и вдруг он замер на месте и побледнел. Я обернулась: Аарон смотрел на зашедшую в бар женщину. Как будто… не знаю… никого не слышал и уже не осознавал, где мы находимся. Просто уставился на нее, затем внезапно вскочил и двинулся в ее сторону. Женщина обернулась, и Аарон тут же пошел обратно, словно ему дали пощечину. Видимо, обознался.

После этого Аарон вышел из бара и отправился на яхту. Мы вернулись через несколько часов, и я зашла его проведать. Он сидел на полу своей каюты, рядом валялась пустая бутылка из-под рома. Он совсем расклеился… рыдая, все говорил о какой-то Лидии, твердил, как сильно любит и скучает по ней и что очень сожалеет…

– Он что-нибудь сказал на следующий день? – спросила Лана.

– Ничего. До вечера не выходил из каюты, а когда вышел, вел себя как ни в чем не бывало.

– Так как ты думаешь, кто такая эта Лидия?

– Не знаю, хотя практически уверена, что его решение отправиться в плавание на «Лазурной» связано с ней.

Лана задумалась.

– Ты заметила, что Аарон никогда не говорит о своем прошлом?

Шелл покачала головой.

– Может, «Лазурная» – это его способ сбежать от прежней жизни.

– А Жозеф? Думаешь, Аарон его выгнал?

– Нет, – ответила Шелл. – Мы всегда проводим голосование по поводу того, кто остается на борту или уходит. Аарон ни за что не принял бы такое решение без остальных. На «Лазурной» так не делается. Жозеф сам решил уйти.

Шелл искренне верила в систему взглядов, принятую на яхте, – и в Аарона. Может, Лана просто чересчур скептична, но, по ее мнению, жизнь на «Лазурной» была не настолько открытой и честной, как хотел показать капитан.

На воду легли слабые отблески оранжевого рассвета. Лана болтала голыми ногами над поверхностью моря в такт покачиванию яхты. Мелкие брызги летели вверх, но пяток касалась лишь пена. Распущенные волосы лезли в лицо.