Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Понадобился час, чтобы дойти пешком до студии Макса, где он работал и жил, когда только начинал карьеру фотографа. Ксения вспомнила ночь, когда пришла к нему в первый раз, в длинном вечернем платье, как они поднимались по лестнице, молчаливые и страстные, охваченные непреодолимым желанием. В его комнате царил рабочий беспорядок, сам Макс вдруг стал таким растерянным, что ей пришлось делать первый шаг, хотя до этого времени она не знала ничего об искусстве любить, но инстинктивно чувствовала, что это требует и решительности, и храбрости.
Она вошла внутрь и ступила на знакомую лестницу. Ее сердце билось так сильно, что кровь прилила к ушам. Вдруг он и в самом деле там? Может ли провидение хоть иногда быть милостивым? «Ангелы так хотят», — сказала она Максу в начале войны, когда пришла к нему с признанием в любви, но можно ли надеяться, что ангелы еще остались в этом городе, превратившемся в могилу абсолютного зла?
На уровне одного из пролетов в стене зияла дыра, в которую задувал свежий ветер. Двери в студию оказались приоткрытыми. Она задрожала, вспомнив вестибюль их особняка в Санкт-Петербурге с разбитыми зеркалами и следами от пуль, вспомнив рабочий кабинет, где лежал труп ее отца, и салон парижской квартиры со стенами, окрашенными кровью Габриеля.
Несколько фотографий все еще висели на панно. Ксения вытерла рукой пыль с одной из них и увидела себя. Свое обнаженное тело, полное любви и желания. Только Макс с присущим ему талантом, Макс, от которого не ускользала ни одна деталь, мог сделать такой портрет. Когда находишься рядом с таким мужчиной, как Макс фон Пассау, абсолютно все имеет значение: взгляды, жесты, поцелуи. К такой страсти трудно привыкнуть. Макс жил взахлеб, упивался жизнью. Он сам был жизнью. И она не могла не уступить этой страсти, этому порыву, желанию любить и быть любимой.
Она снова перебирала в памяти картинки прошлого, как она позировала Максу; вспоминала его непослушные волосы, выразительную мимику, когда он ждал того единственного мига, который полностью раскрывал характер модели и превращал снимок в шедевр. Вспоминала его лицо, склоненное над ней во время ласк. Она была первым человеком, который причинил ему настоящую боль. По ее вине они расстались на годы, а каждая редкая встреча лишь усиливала страдания. Им было достаточно ощутить присутствие друг друга, обменяться взглядами, чтобы желание, такое же сильное, как в первый день, возникало снова.
— Что вы ищете?
Юноша с темными непричесанными волосами подозрительно и настороженно смотрел на нее. На нем была выцветшая военная шинель с поднятым воротником.
— Тут нечего реквизировать, — угрюмо продолжил он. — Этот дом бедный. Водопровод не работает. Ничего не работает. Вам надо ехать в Грюнвальд или в Дахлем. И потом, это американский сектор, а вы, я вижу, француженка. Ваша зона Веддинг и Райникендорф.
— Я здесь не за этим, — сказала Ксения. — Я ищу друга.
— Сейчас в Германии все кого-то ищут, — усмехнулся он. — У вашего друга есть имя?
— Макс фон Пассау.
Лицо юноши удивленно вытянулось. Отблеск тоски оживил его глаза.
— Что вам от него нужно?
— Для начала узнать, жив ли он, все ли у него в порядке.
Произнеся это, Ксения сама на себя рассердилась, так как выказала определенную слабость. Откуда у нее взялся просящий тон? Почему этот парень, ровесник ее дочери, смог вывести ее из равновесия?
— Скажите, где я могу его найти? — уже строже добавила она.
Он смотрел на нее несколько секунд, которые показались ей вечностью, а потом развернулся и, ни слова не говоря, пошел по лестнице. Ксения вслед за ним вышла на лестничную площадку. Парень тем временем уже стучал в дверь старой квартиры Макса.
— Какая-то француженка ищет дядю Макса, — объяснил он молодой блондинке, которая открыла ей двери.
Ксения почувствовала, как по ее телу пробежала дрожь.
— Прошу вас, — сказала незнакомка, окинув ее взглядом с головы до ног.
Она вошла в холодную комнату и не узнала ее. Кто-то лежал на кровати возле стены. В углу стояло наполовину разобранное деревянное кресло. Видимо, остальные его части пошли на растопку. Неприятный запах сырости, прокисшего супа и болезни вызвал спазм в горле. Молодой человек развалился в кресле и положил скрещенные ноги на низенький столик, даже не посмотрев на Ксению. Ни одна лампа не рассеивала сумерки в середине дня.
— Кто это? — раздался голос с кровати.
— Мариетта! — воскликнула Ксения.
Сестра Макса была бледной, с признаками высокой температуры. В последний раз они столкнулись на приеме у доктора Геббельса в его дворце на Вильгельмштрассе. Среди друзей ее мужа, принадлежащих к власть имущим, Мариетта чувствовала себя как рыба в воде. Как в тот день Ксения презирала ее! Но теперь, увидев ее худое тело, контуры которого почти не угадывались под одеялом, она чувствовала только жалость.
— Кто вы? — обеспокоенно поинтересовалась Мариетта.
— Ксения Осолина.
С удивлением Мариетта рассматривала голубой мундир и лицо Ксении, словно не верила, что это ей не снится. Она нахмурилась.
— Вернулись, значит… Как всегда, красивая, а теперь еще и победительница, — проворчала она. — У нас тут грязновато. Мы не ожидали прихода такой высокой гостьи.
«Значит, ее дела не так уж плохи», — подумала Ксения, ее даже рассмешила эта колкость. Ей никогда не нравились такие женщины, как Мариетта. Она считала их легкомысленными и слишком зависимыми от кошельков мужей. При первой же их встрече она дала понять Мариетте, что осуждает женщин, не верящих в собственные силы, женщин слабых. Именно такое отношение, часто несправедливое, делало Ксению одинокой волчицей среди представительниц своего пола.
На щеках Мариетты выступили пунцовые пятна.
— Могу я поинтересоваться, что вы здесь ищете? — с трудом оторвав голову от подушки, спросила она.
Эта игра в кошки-мышки стала надоедать Ксении. Может, таким способом Мариетта хотела отомстить ей за страдания, причиненные ее брату? Знала ли она все причины, разделяющие их и соединяющие одновременно? Ксения сомневалась, что Макс был откровенен с сестрой. Мужчины часто стыдливы в том, чего не стыдятся женщины. Единственный человек, кому он мог бы довериться, была Сара Линднер, но Сара разительно отличалась от Мариетты. Она была женщиной редкой деликатности и преданности, ее Ксения обожала, ею восхищалась. Но эта женщина, скорее всего, погибла в концлагере.
— Я пришла к Максу, — сухо ответила она. — Что в этом странного? Хочу знать, жив ли он.
— А с какой стати я стану отвечать вам? Чем он провинился перед вами? Вы опять решили вторгнуться в его жизнь, которую и так уже разрушили?
«Значит, он жив, — подумала Ксения, почувствовав головокружение. Она закрыла глаза и молча обратилась к небесам. — Спасибо тебе, Господи».
— Я пришла не за тем, чтобы сводить счеты, Мариетта. Я хочу немедленно увидеть Макса. Где он?