Скарлетт О’Хара не была красавицей, но мужчины вряд лиотдавали себе в этом отчет, если они, подобно близнецам Тарлтонам, становилисьжертвами ее чар. Очень уж причудливо сочетались в ее лице утонченные чертыматери — местной аристократки французского происхождения — и крупные,выразительные черты отца — пышущего здоровьем ирландца. Широкоскулое, с точенымподбородком лицо Скарлетт невольно приковывало к себе взгляд. Особенно глаза —чуть раскосые, светло-зеленые, прозрачные, в оправе темных ресниц. На белом,как лепесток магнолии, лбу — ах, эта белая кожа, которой так гордятся женщиныамериканского Юга, бережно охраняя ее шляпками, вуалетками и митенками отжаркого солнца Джорджии! — две безукоризненно четкие линии бровей стремительновзлетали косо вверх — от переносицы к вискам.

Словом, она являла взору очаровательное зрелище, сидя вобществе Стюарта и Брента Тарлтонов в прохладной тени за колоннами просторногокрыльца Тары — обширного поместья своего отца. Шел 1861 год, ясный апрельскийдень клонился к вечеру. Новое зеленое в цветочек платье Скарлетт, на котороепошло двенадцать ярдов муслина, воздушными волнами лежало на обручах кринолина,находясь в полной гармонии с зелеными сафьяновыми туфельками бел каблуков,только что привезенными ей отцом из Атланты. Лиф платья как нельзя болеевыгодно обтягивал безупречную талию, бесспорно самую тонкую в трех графствахштата, и отлично сформировавшийся для шестнадцати лет бюст. Но ни чиннорасправленные юбки, ни скромность прически — стянутых тугим узлом и запрятанныхв сетку волос, — ни степенно сложенные на коленях маленькие белые ручки немогли ввести в обман: зеленые глаза — беспокойные, яркие (о сколько в них былосвоенравия и огня!) — вступали в спор с учтивой светской сдержанностью манер,выдавая подлинную сущность этой натуры. Манеры были результатом нежныхнаставлений матери и более суровых нахлобучек Мамушки. Глаза дала ей природа.

По обе стороны от нее, небрежно развалившись в креслах,вытянув скрещенные в лодыжках, длинные, в сапогах до колен, мускулистые ногипервоклассных наездников, близнецы смеялись и болтали, солнце било им в лицосквозь высокие, украшенные лепным орнаментом стекла, заставляя жмуриться.Высокие, крепкотелые и узкобедрые, загорелые, рыжеволосые, девятнадцатилетние,в одинаковых синих куртках и горчичного цвета бриджах, они были неотличимы другот друга, как две коробочки хлопка.

На зеленом фоне молодой листвы белоснежные кроны цветущихкизиловых деревьев мерцали в косых лучах закатного солнца. Лошади близнецов,крупные животные, золотисто-гнедые, под стать шевелюрам своих хозяев, стояли уконовязи на подъездной аллее, а у ног лошадей переругивалась свора поджарыхнервных гончих, неизменно сопровождавших Стюарта и Брента во всех их поездках Внекотором отдалении, как оно и подобает аристократу, возлежал, опустив морду налапы, пятнистый далматский дог и терпеливо ждал, когда молодые люди отправятсядомой ужинать.

Близнецы, лошади и гончие были не просто неразлучнымитоварищами — их роднили более крепкие узы. Молодые, здоровые, ловкие играциозные, они были под стать друг другу одинаково жизнерадостны и беззаботны,и юноши не менее горячи, чем их лошади, — горячи, а подчас иопасны, — но при всем том кротки и послушны в руках тех, кто знал, как иминужно управлять.

И хотя все трое, сидевшие на крыльце, были рождены дляпривольной жизни плантаторов и с пеленок воспитывались в довольстве и холе,окруженные сонмом слуг, лица их не казались ни безвольными, ни изнеженными. Вэтих мальчиках чувствовалась сила и решительность сельских жителей, привыкшихпроводить жизнь под открытым небом, не особенно обременяя свои мозги скучнымикнижными премудростями. Графство Клейтон в Северной Джорджии было еще молодо, ижизнь там, на взгляд жителей Чарльстона, Саванны и Огасты, пока что не утратиланекоторого налета грубости. Более старые и степенные обитатели Юга смотрелисверху вниз на новопоселенцев, но здесь, на севере Джорджии, небольшой пробелпо части тонкостей классического образования не ставился никому в вину, еслиэто искупалось хорошей сноровкой в том, что имело подлинную цену. А цену имелоуменье вырастить хлопок, хорошо сидеть в седле, метко стрелять, не ударить вгрязь лицом в танцах, галантно ухаживать за дамами и оставаться джентльменомдаже во хмелю.

Все эти качества были в большой мере присущи близнецам,которые к тому же широко прославились своей редкой неспособностью усваиватьлюбые знания, почерпнутые из книг. Их родителям принадлежало больше денег,больше лошадей, больше рабов, чем любому другому семейству графства, но почасти грамматики близнецы уступали большинству своих небогатых соседей —«голодранцев», как называли белых бедняков на Юге.

Как раз но этой причине Стюарт и Брент и бездельничали в этиапрельские послеполуденные часы на крыльце Тары. Их только что исключили изуниверситета Джорджии — четвертого за последние два года университета,указавшего им на дверь, и их старшие братья. Том и Бойд, возвратились домойвместе с ними, не пожелав оставаться в стенах учебного заведения, где младшиепришлись не ко двору. Стюарт и Брент рассматривали свое последнее исключение изуниверситета как весьма забавную шутку, и Скарлетт, ни разу за весь год — послеокончания средней школы, Фейетвиллского пансиона для молодых девиц, — невзявшая по своей воле в руки книги, тоже находила это довольно забавным.

— Вам-то, я знаю, ни жарко ни холодно, что васисключили, да и Тому тоже, — сказала она, — А вот как же Бойд? Емукак будто ужасно хочется стать образованным, а вы вытащили его и изВиргинского, и из Алабамского, и из Южно-Каролинского университетов, а теперьеще и из университета Джорджии. Если и дальше так пойдет, ему никогда неудастся ничего закончить.

— Ну, он прекрасно может изучить право в конторе судьиПармали в Фейетвилле, — беспечно отвечал Брент. — К тому же нашеисключение ничего, в сущности, не меняет. Нам все равно пришлось бывозвратиться домой еще до конца семестра.

— Почему?

— Так ведь война, глупышка! Война должна начаться содня на день, и не станем же мы корпеть над книгами, когда другие воюют, как тыполагаешь?

— Вы оба прекрасно знаете, что никакой войны небудет, — досадливо отмахнулась Скарлетт. — Все это одни разговоры.Эшли Уилкс и его отец только на прошлой неделе говорили папе, что нашипредставители в Вашингтоне придут к этому самому… к обоюдоприемлемомусоглашению с мистером Линкольном по поводу Конфедерации. Да и вообще янкислишком боятся нас, чтобы решиться с нами воевать. Не будет никакой войны, имне надоело про нее слушать.

— Как это не будет войны! — возмущенно воскликнулиблизнецы, словно открыв бессовестный обман.