Девочку неоднократно пытались всенародно опозорить, обличить и сломать на глазах у всего класса, но информация всегда оказывалась до умопомрачения верной. Поэтому Шуру преподаватели старались не трогать, когда речь заходила о революционном смутном времени и всегда, или почти всегда верили ей на слово. Только при этом всё равно считали поганой белой вороной, которая знает чуть больше серенького школьного уровня, но которой уготовано незавидное будущее в диссидентских лагерях советского строгого режима.

Одноклассники зашевелились. Своими колючими знаниями Шура не раз умудрялась срывать уроки, и это всем нравилось. Правда, никто из девочек не решался до сих пор обидеть красавчика Вовочку, хотя никто или почти никто не знал о его преданности вождю мировых революций. Но преданность преданностью, а похвастаться знаниями Вовочка не мог и не мог что-либо внятное ответить колючей однокласснице. А Шурочку попросили продолжить начатую байку.

– Так вот, – вернулась девочка к изложению выуженной где-то непечатной истории. – Владимир Ильич слишком долго жил без партийной кликухи, или, как модно сейчас говорить, погоняла. Но ведь нельзя же политическому бандиту, пардон, политическому деятелю жить без клички! А тут гламурный случай как раз подвернулся. Читает Владимир Ильич последний номер «Ведомостей», где чёрным по белому написано об обширной забастовке старателей на Ленских приисках.

– Надежда Константиновна, – кричит Ульянов-Бланк, – вы пьедставляете, ябочие на Ленских плиисках бастуют! А всё из-за того, что владелец пликазал коймить ябочих кониной! И всё бы ничего, да повала бъёсили коня в котёл вместе с тьебухой, даже конский пьибол не выезали. Пьедставляете? Надо мне в честь солидайности с ленскими ябочими обязательно взять кликуху. Как считаете, Надежда Константиновна, Мудаков или Хьенов будет звучать?

– Да что вы, Владимир Ильич, – отвечала та, – это довольно одиозно выглядит. Человеку, стоящему на краю мировой революции, надлежит выглядеть намного солидней. Придумайте что-нибудь покорректнее.

– Хоёшо, – согласился Владимир Ильич. – Моё погоняло будет Членин… Это весомо и айхивнушительно!

Но, выписывая ему членский билет, пьяный партийный товарищ по борьбе с контрреволюцией случайно упустил букву «Ч».

Шурочкины байки всегда встречались «на ура». Но на этот раз в рухнувшей ниоткуда тишине было что-то неестественное. Шура обернулась. Возле входной двери, прислонясь к косяку, стояла Очковая и внимательно слушала. Она не сорвалась по своему обыкновению в крик. Тихо и спокойно сказала:

– Ослиная, я не допускаю тебя до уроков, пока не явишься с матерью на педсовет.

Но в тот раз всё же обошлось, поскольку по остальным предметам у Шурочки были очень твёрдые пятёрки. А сейчас…

Мать её преподавала в МГУ диамат, поэтому детство девочки перетекало из количества в качество, перечёркнутое единством борьбы противоположностей под дружное улюлюканье отрицания отрицаний. И призрак Ивана-дурака шлялся по Европе, разыскивая светлое коммунистическое Завтра, или Послезавтра, которое весьма проворно ускакало куда-то на коньке-горбуньке.

Перечитывая детские, не совсем и даже совсем не детские книги, Шура выуживала из них информацию, не вязавшуюся, мягко говоря, с красной коммунистической моралью. Возможно, в этом заключался конфликт отцов и детей на данном отрезке времени. Но раннее повзросление превратило девочку в «белую ворону с чёрной отметиной», которой совсем несладко приходилось на выбранном ею пути.

За что бы она ни бралась, к чему бы ни прикасалась, всё получалось кому-то наперекор. Этот кто-то тут же принимался высоконравственно поучать, научать и увещевать нашкодившую школьницу, но натыкался на свернувшегося в клубок ёжика. Шурочке очень даже нравилось быть ёжиком: все её поучители и научатели, уколовшись об иголки, вопили, визжали, возмущались на разные голоса, но ничего не могли поделать с колючим клубочком.

Вот и сейчас: очередной раз, вызвав огонь на себя, Шура практически сорвала урок, потому как Очковая ещё не скоро успокоится. А одноклассники вместо коллективного «спасиба» будут выказывать коллективное «фэ». Ну и что, много ли с них возьмёшь? Особенно с Райки-воровайки. Тоже мне, подруга называется: отбила Олега у неё с одной единственной целью – досадить. Но ничего не вышло. Если Олег бросил Шурочку ради Райниных пушистых ресниц и полутомного взгляда, то жалеть нечего – дрянцо, а не мужик. Может быть, не было бы так обидно, только Райке всё равно с кем целоваться. И Олежек, поплясав вокруг Раечки, так и останется ни с чем. Эта коллекционерка очень скоро его на другого мальчика сменяет. Ну и что? – каждому своё!

«Люби его, люби, как я…», – напевала Шурочка, вприпрыжку сбегая по лестнице, но где-то в глубине то ли сознания, то ли совести ворочался ленивый вопрос: что ей будет за срыв урока? А что может быть за правду? Расстреляют? Выгонят? Не допустят к выпускным экзаменам? Нет, не посмеют. Мамашка на сегодняшний день является очень крупным и уважаемым преподавателем диалектического материализма в МГУ, и нижестоящие материалисты могут только щёлкать зубами от зависти. Калерия, между прочим, знает, что руки у неё коротки. Вот только мамашка опять запилит до смерти. Ну, ничего, потерпим.

Решив таким образом, что ничего не случается просто так, и что ни одна стерва в коммунистическом подлунном не заставит её силком любить недалёкого философа, к тому же конченого сифилитика, Шура беспечно отправилась «куда глаза глядят». Не успела девочка сделать и нескольких шагов, как сзади, площадкой выше, раздался дробный стук башмаков какого-то бегущего вслед за ней мальчишки. Что это какой-то мальчик, а не девочка – Шура ничуть не сомневалась, ибо таким лошадиным аллюром бегать могут только пацаны. И тут же удостоверилась в своей правоте, поскольку услышала очень знакомый голос:

– Шурочка! Шурочка! Постой! – вопил гнавшийся за ней мальчишка. – Да постой же ты! У меня есть что сказать!

Голос этот принадлежал красавчику Вовочке, неизвестно как умудрившемуся выскочить из класса вслед за изгнанной одноклассницей. Шура, конечно, узнала голос Вовочки, но останавливаться не собиралась. Мало ли что взбредёт этому непутёвому в голову. У Шурочки с этим одноклассником, похоже, были совсем разные дороги, поэтому девочка не реагировала на окрики. Наконец, Вовочка всё-таки догнал девочку, только что разыгравшую перед классом дуэль с самой Очковой! За это, наверное, Шурочка заслужила такое необыкновенное внимание.

– Постой, Саша! – Вовочка схватил девочку за руку, и смело посмотрел ей в глаза. – Я ведь за тобой не просто так гонюсь. И выбраться сейчас из класса для меня было не просто! Однако я специально удрал, чтобы поговорить с тобой. Поговорить, чтоб никто не слышал.

– Весь вопрос в том, захочу ли я с тобой разговаривать? – пожала плечами девочка, но высвобождать свой захваченный в плен рукав не стала. – И почему я вдруг тебе понадобилась? За тобой все наши девочки бегают, как верные цепные собачонки, только помани пальчиком – не откажут. Зачем же я тебе нужна? К тому же, у меня есть свой друг, разве ты не знаешь?

– Олег?! – заулыбался Вовочка. – Этот козлёнок давно уже с твоей подружкой в зажимбол играет. Разве не знаешь?