Час от часу не легче. Я был вынужден взять тайм-аут и закашляться. Вообще-то человеком она была неплохим. Хотя иногда и жутко противным. И глаза у нее вечно на мокром месте, а я этого просто не выношу. И как девчонка она совершенно не привлекает меня. Словом, не ясно, что ей ответить. Скажешь, что не нравится, — обида на всю жизнь обеспечена. А если скажу, что нравится, еще не так поймет и к тому же доложит Агате.

— Чего умолк? — ехидно спросила Зойка. — Может, тоже не знаешь?

— Я к тебе хорошо отношусь, — к счастью, мне удалось найти компромиссный вариант.

— И к Митичкиной ты тоже хорошо относишься? — хмыкнула Зойка.

— Нормально, — мне уже стал надоедать этот разговор. — Девчонка как девчонка.

— Ты еще скажи — симпатичная, — убийственно хохотнула Зойка.

— Между прочим, некоторым даже очень нравится, — ради справедливости отметил я.

— Кому? — воскликнула Зойка.

— Так тебе все и скажи, — не собирался выдавать Будку я.

— Клим, умоляю, скажи, — начала умирать от любопытства Зойка.

— Это чужой секрет, — твердо стоял на своем я.

Поняв, что меня не расколоть, Зойка просто заахала:

— Ну, Танька! Ну, Митичкина! Роковая девушка! Кто бы мог подумать!

Мы еще немного потрепались в том же духе. Однако мне так и не удалось понять, зачем она звонила. А потом пришла из института Олька, и ей, естественно, тут же потребовался телефон. Да и моим «счастливым мгновениям» настал конец. Наша большая семья начала стекаться под крышу родного дома.

Окончательно она собралась лишь в воскресенье, когда предки возвратились от своих друзей, и вечером разразился кошмарный скандал. К счастью, его виновником был не я. Хотя рикошетом мне тоже досталось. Скандал же произошел из-за Женьки.

Вечером мы, как всегда, уселись всей семьей пить чай. Тут Женька с гордостью сообщила, что записалась в школьную театральную студию. И тут началось такое…

Если вы помните, Женька в этом учебном году заканчивает школу и соответственно летом намерена поступать в институт. Она решила пойти по стопам матери и стать юристом. По этому поводу все давно уже было обсуждено и решено. Мать наняла Женьке кучу репетиторов и к тому же определила ее на подготовительные курсы. Какой тут, к черту, театральный кружок. И так времени ни на что не хватает!

В данном случае я вполне разделял логику матери. Однако Женька закатила такую истерику, что стены на кухне дрожали. Она топала ногами и орала, что играть в школьном театре — мечта всей ее жизни. Но в старой школе у них ничего подобного не было. И вот наконец, когда появилась такая возможность, ей, видите ли, нельзя. А раз так, она, Женька, ставит родителям ультиматум. Если ей разрешат заниматься в театральной студии, она обещает закончить школу на одни пятерки и обязательно поступить в институт. А если нет, поступать вообще никуда не будет. И к репетиторам ходить тоже. Не говоря уж обо всяких дурацких курсах.

Мне Женьку даже стало жалко. И вообще, кто бы мог подумать, что мою железобетонную сестрицу тянет в искусство. Предки наши тоже совершенно прибалдели. Отец, по-моему, был готов на безоговорочную капитуляцию. А вот мать — нет. Она у нас никогда просто так не сдается. И на сей раз не собиралась.

В общем, я решил немножко помочь Женьке и этак небрежно ляпнул:

— Да чего вы раньше времени волнуетесь. Может, Женьку еще в актрисы и не возьмут. У нас там только в следующую субботу отборочный просмотр состоится.

— Что значит — у нас? — сощурила глаза Женька.

— А я тоже записался, — радостно сообщил я.

— Ты? — изумилась мать.

— Мне разве тоже нельзя? — поинтересовался я.

— Тебе как раз можно, — вполне мирно ответила мать. — Просто я никогда не думала…

— А-а! — взвыла, как пикирующий бомбардировщик, Женька. — Значит, ему все можно, а мне ничего нельзя? Вот так всегда. Все дорогому Климочке! И отдельную комнату! И театр, пожалуйста! А мне только учись, с Климочкой сиди, Климочку отведи в школу, Климочку на горшок посади…

— Я уже давно на горшке не сижу, — перебил я.

— Неважно! — рыдала и бушевала сестра. — Зато эти сидят! — перевела она злобный взгляд на непривычно притихших Мишку и Гришку. — А они еще хуже!

Мишка и Гришка вдруг хором заревели.

— А мне когда-нибудь что-нибудь для себя можно? — перекрывая их рев, продолжала рвать и метать Женька. — Есть у меня, скажите на милость, право на жизнь?

Я посмотрел на мать. Выражение лица ее изменилось. И она вдруг тихо сказала:

— Евгения, успокойся. Пошли поговорим.

И она увела Женьку в свою комнату. Когда они удалились и нам удалось унять рев близнецов, Олька тихо спросила меня:

— Ты действительно записался?

— А почему вас всех это так удивляет? Может, мне тоже нравится сцена.

— Ну, у нас сегодня прямо вечер откровений, — покачала головой Олька.

идимо, театр — вещь такая. Сразу затягивает. У нас еще прослушивание не состоялось, а драмы уже разыгрывались вовсю. Правда, пока не на сцене, а в жизни.

Мать и Женька, проговорив за запертой дверью до самого позднего вечера, достигли компромисса. Женька пойдет на прослушивание. И, если ее возьмут, может заниматься в театральной студии. Пусть попробует совмещать ее с основными занятиями. Но только не в ущерб им. Иначе придется со студией распрощаться.

Так сказала мать. А Женька ответила, что пусть другие прощаются. Она же запросто выдержит и то и другое. Словом, воскресенье в нашей семье все-таки кончилось вполне мирно. Это была, так сказать, трагедия со счастливым концом.

На следующее утро я столкнулся у входа на школьный двор с сияющим Будкой.

— Круглый, ты представляешь, кого я вчера видел? — с таким видом произнес он, будто ему, по меньшей мере, встретился инопланетянин.

— И кого же? — поинтересовался я.

— Василия! — выдохнул Будка. — У него пес такой классный.

— A-а, у него пес есть.

Мне про Василия слушать было совершенно неинтересно, однако Митька этого не замечал.

— Ну да, — с телячьим восторгом продолжил он. — Они с собаками на бульваре гуляли, а я подошел.

— Кто — они? — спросил я, хотя в общем-то мне было совершенно плевать, с кем там гулял Василий.

— Ну, как кто, — откликнулся Будка. — Естественно, Агата с Бесиком и Василий со своим Тинде. Он у него редчайшей породы. Южноафриканский бурбуль.

На бурбуля мне было плевать с такого же высокого этажа, как на Василия, но Агата… Неужели у них это и впрямь серьезно? Теперь мне стоило очень больших усилий казаться спокойным, а Будка в полном раже вещал: