Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так, в целом молодые вполне удовлетворены своей собственной жизнью, семьей, друзьями, а также полученным образованием и в меньшей степени – работой. Недовольные – в меньшинстве.
Когда речь заходит о России в целом, об оценках того, как в стране обстоит дело с теми или иными сферами жизни и устройством общества, политической системой, среднебалльные оценки оказываются весьма низкими. Так, при удовлетворенности полученным образованием качество российского образования в целом удовлетворяет молодежь лишь на 3,35 балла в среднем. Полученное образование оценивается выше в решающей степени из-за очень острых проблем с доступностью высшего бесплатного образования, тем более качественного, что указывает на большие перепады и разрывы в образовательных возможностях разных слоев российской молодежи. Тут сказывается эффект «понижающего трансформатора»: главное для большинства – получить образование, а его качество и роль в процессе обретения профессии оказывается на заднем плане. Больше всего молодежь беспокоит доступность высшего образования, расширение его платности, при этом молодые уже заранее примиряются с тем, что скорее всего будут работать не по профессии. Часто это связано с тем, что стартовые запросы на доход весьма высоки, а полученная профессия может не давать высокого дохода, особенно в начале работы, при отсутствии профессионального опыта.
Таблица 3. Насколько вы довольны…? (в % от работающих)
* N = 728, опрос молодежи 2019 г.
Понятно, что для жителей периферии, средних городов и т. п. качественное современное образование доступно очень немногим, в отличие от столичной молодежи и жителей крупнейших городов, для которых ситуация с получением хорошего образования лучше.
Именно поэтому наиболее негативные оценки даются молодыми проблемам занятости, работы, косвенным образом – низкой зарплаты на старте (это явно подтверждается на фокус-группах).
Таблица 4. Насколько хорошо или плохо обстоят дела в России…? (ответы ранжированы по среднебалльной оценке)
Опрос молодежи, 2019 г.
Хотя ситуация с правами, их защитой, с самой демократией в России также оценивается очень низко, это не слишком беспокоит большинство молодежи. Она дистанцируются от этих проблем, пока они ее непосредственно не затрагивают. Но даже и в этом случае, как и в обществе в целом, среди молодежи господствует установка на то, что в ситуации нарушения прав и свобод ничего нельзя изменить, надо подчиниться, приспособиться, соответственно правоохранительная, судебная системы, полиция вызывают, как и в обществе в целом, невысокое доверие.
Можно говорить о том, что молодежь в общем-то понимает или чувствует, что в обществе накопилась масса острых и нерешаемых проблем. Это не только удручающее состояние образования, здравоохранения, сильнейшее расслоение и сохранение застойной бедности значительной части общества, но и полная неопределенность в перспективах развития экономики, социальной сферы общества, политического устройства. Однако «весь этот негатив», как выражается молодежь, как бы вытеснен на периферию сознания. Молодые люди говорят: да – плохо, но они надеются, что как раз у них-то самих все обстоит неплохо, а будет – все хорошо. Это подтверждается как очень слабо развитой общественной активностью молодых, так и чрезвычайно низким интересом к политическим проблемам, неготовностью большинства к активным действиям, направленным на решение проблем любого уровня, очень низким участием в социальных, гражданских и политических инициативах.
Представления молодежи о будущем страны характеризуются двойственностью и своего рода инфантилизмом. С одной стороны, три четверти молодежи, опрошенной в 2020 году (75 %), заявляют, что настало время для значительных изменений, в первую очередь изменения нынешнего политического курса страны. Не разделяют такие взгляды лишь 18 %. С другой стороны, отсутствуют представления о том, кто, какие социальные силы или группы должны (или могут) проводить и осуществлять такие изменения, формулировать цели подобной политики, обеспечивать организацию движений в поддержку этих целей.
Чаще всего о необходимости изменений высказываются жители мегаполисов (в Москве доля таких ответов составляет 84 %). Распространенность мнения снижается от центра к периферии – к селу и малым городам, от людей с университетским образованием к менее образованным и необеспеченным группам.
Вместе с тем мнения очень расходятся, если поставить вопрос о том, какого рода должны быть эти изменения: 66 % молодых респондентов считают, что Россия нуждается в демократизации, укреплении прав и свобод граждан; 27 %, напротив, настаивают на усилении властной вертикали, контроля за общественной и экономической жизнью страны. Учитывая явно подавляющее большинство мнений о необходимости демократизации страны, кажется, что выводы здесь очевидны: молодежь требует политических реформ и недовольна сложившимся авторитарным режимом. Однако такому выводу противоречит то, что такие либеральные, демократические установки молодых людей фиксировались на всем протяжении постсоветского времени. Если взять опрос молодежи, проведенный 25 лет назад (в апреле 1996 года, N = 1200), то предпочтения большей части респондентов были очень схожими: демократия по образцу западных стран казалась наилучшей политической системой для России, так думали 43 % опрошенных, 17 % считали себя сторонниками советского социализма, 18 % – сторонниками той политической модели, которая тогда сложилась при Ельцине. Иначе говоря, демократическая модель была самой привлекательной и убедительной для почти 60 % молодых россиян в те кризисные годы. За Ельцина, с которым ассоциировались идеи демократии, при всем недовольстве им, были готовы голосовать во втором туре президентских выборов 50 % молодых людей, за лидера коммунистов – лишь 14 % молодежи.
Страхи. Тревожность: структура и интенсивность социального беспокойства
Страхи и неясная тревожность очерчивают горизонт социального существования. Характер тревожности у молодых и взрослых людей различается не структурой угроз или страхов, а интенсивностью их выражения. Для общества, в котором ограниченны политическая деятельность и возможности артикуляции своих интересов и представлений, страхи становятся не отражением каких-то конкретных угроз для безопасности или благополучия повседневной жизни обычных людей, а механизмом артикуляции того, что для них ценно и очень важно. В более общем плане подобные формы массового сознания представляют собой негативный способ удержания ценностей в условиях подавления возможностей самозащиты или отсутствия гарантий для безопасной и субъективно контролируемой жизни. Именно ограниченные возможности отвечать за благополучие жизни своей и близких порождают ощущение диффузной тревоги. Фиксируемые в ответах респондентов факторы беспокойства и