категории молодых опрошенных (считающих старших неудачниками) преобладают люди с низким уровнем образования и отсутствием профессиональной квалификации, бедные (доля «неудачников» среди них поднимается до 49 %, среди обеспеченных таких лишь 26 %), безработные или домохозяйки.

Критерий материального благополучия (высокие доходы в сравнении с предшествующими поколениями) не случайно оказывается главным в оценке своей жизни молодыми людьми. Память о хронической бедности (советского и первого десятилетия постсоветского периода) еще долгое время будет играть решающую роль в самовосприятии будущих поколений. В 1991 году (более 30 лет назад) ноябрьский опрос молодежи (N = 763) фиксировал следующую иерархию проблем и надежд на будущее. На вопрос «Что сегодня больше всего осложняет жизнь современной молодежи?» ответы распределились следующим образом:

• «материальные трудности» (нехватка денег, дефицит товаров, высокие цены и т. п.) – 77 %;

• «жилищный вопрос» – 33 %;

• «неуверенность в завтрашнем дне» – 27 %;

• «отсутствие идеалов», «атмосфера бездуховности» – 16 %;

• «политическая обстановка в стране» – 13 %;

• «безработица, проблемы трудоустройства» – 11 %;

• «конфликты с родителями» – 11 %;

• «неумение ориентироваться в жизни» – 11 %;

• «нечем заняться в свободное время, скучно» – 9 %;

• «неустроенность личной жизни» – 9 %;

• «страх за детей, близких» – 8 %;

• «отношения в семье – 6 %;

• «характер работы, плохие условия труда» – 6 %;

• «трудности с получением образования» – 6 %;

• «разногласия со старшими на работе» – 4 %.

Три главные причины (материальные трудности, жилищный вопрос и проистекающая из этого неуверенность в будущем) собирали основную массу ответов. Все прочие объяснения были частными или субъективно-психологическими. Но уже тогда большинство (55 %) опрошенных молодых людей считали, что у молодежи «сейчас» (в 1991 году) появилось больше возможностей проявить себя, чем у людей предыдущего поколения (меньше – 15 %, столько же – 20 %, затруднились ответить – 10 %).

Через 20 лет следующее поколение молодежи, оценивая себя в сравнении с поколением своих родителей, демонстрировало значительный объем скрытых комплексов, неудовлетворенности и негативных самооценок, несмотря на всю свою «успешность».

Сравним распределение ответов молодых людей на вопрос «Какие качества характерны для поколения 50–60-летних людей и какие – для людей вашего поколения?» (табл. 8).

Воспринимая себя прежде всего как «энергичных» и «независимых», молодые люди вместе с тем оценивали себя на фоне поколения своих родителей как «эгоистов», «ленивых», «безответственных», «лицемерных», «жестоких» и «завистливых» и т. п. Высокая доля у молодежи подобных негативных определений самих себя бросается в глаза на фоне безусловно идеализируемого поколения своих родителей. Можно предположить, что своеобразное усвоение этоса «достижения» (без опоры на нормы – моральные, правовые – соответствующих институтов западной демократии и правового государства) оборачивается психологическими и нравственными напряжениями, внутренними коллизиями, оставляя в сознании молодых людей неприятный осадок мнений о своем поколении, где растет тип циничного «жлоба» и «ловкого человека».

Компенсацией этих напряжений станет в скором времени, как увидим дальше, идентификация с общими для страны коллективными символами национализма, великодержавности и милитаризма. Изменения произойдут, но они будут направлены не на формирование новых институтов и социальных отношений, а на «возвращение» к советским мифам и символическим представлениям. Это и станет политической основой «традиционализации», укрепления «духовных традиций», традиционных «ценностей» (но не семейных, а идеологических стереотипов брежневского или еще более раннего советского времени).

Таблица 8. Качества у поколения 50–60-летних и у 20–30-летних

N = 800, опрос молодежи 2011 г., февраль

Таблица 9. А. Как вы, молодые люди вашего поколения, относитесь в основном к людям поколения ваших родителей? Б. А как люди поколения ваших родителей относятся к вашим сверстникам?

N = 800 (без опции «другое»), опрос 2011 г., февраль

Семья и социализация

Особенности социализационных процессов в современной России заключаются в том, что первичное или базовое доверие к социальному окружению (к миру), складывающееся в семье благодаря матери, относительно бесконфликтным, теплым и эмоциональным отношениям с ней, не распространяется за пределы ближайшего круга социального взаимодействия[56]. Все опросы Левада-Центра начиная с 1989 года показывают, что именно с семьей связаны основные интересы, желания, ценностные ориентации и зоны доверия[57]. (С. Марголина пишет в связи с этой «деформацией» семьи и с особенностями социализации к противоречивой системе институтов о «советском матриархате» как «равноправии в деструктивности» и «вечном пубертате советского мужчины»[58].)

Первое распределение ролей примерно таково: сильная мать (аффективная привязка детей к ней и к узкому кругу первичных отношений в семье) – слабость отца (невыраженность достижительского образца, сдвиг ценностных ориентаций с профессии, работы, карьеры на другие, замещающие общие гратификации моменты: круг мужского общения с внутригрупповыми нормами признания, алкоголь, рыбалка, мужская компания и проч.). Значимость матери была и остается очень противоречивой: ее статус в семье был тем выше, чем большей была неудача отца во внешнем социальном (профессиональном) мире и дискредитация его авторитета. Отец обычно (наиболее распространенный тип семьи со средним образованием) не столь значимая фигура, как мать, поскольку он и в советских условиях, и в кризисные 1990-е годы не мог предложить сыну убедительной модели отложенного успеха, заслуженного благодаря отсроченному удовлетворению, накоплению профессиональных ресурсов, самодисциплине и упорству в труде.

Возьмем данные молодежного опроса, проведенного осенью 2006 года (N = 1800 человек от 15 до 30 лет). Отношения молодых людей (обоих полов в возрасте 15–19 лет) с родителями заметно различаются: о взаимопонимании и самых близких отношениях с матерью говорили 52 % опрошенных (о конфликтных отношениях – 11 %); с отцами ситуация выглядит иначе: о близости и понимании заявили лишь 37 % (конфликтные отношения – у 10 %). Однако примерно у 15–16 % молодых людей этого возраста отцов либо нет, либо они длительное время не живут с семьей (в среднем более четверти молодых людей (27 %) прожили всю жизнь или значительную ее часть без кого-то из родителей). Неблагополучных (неполных) семей больше среди низкостатусных и малоимущих групп населения, занятых неквалифицированным трудом (там без отцов растут 21 %).

Основная причина конфликтов с родителями у юношей – учеба и работа, у девушек – распределение домашних обязанностей, бытовые проблемы. Иначе говоря, проблемы возникают именно при переходе от семейных к формальным институциональным отношениям, где перестают работать мотивация, нормы и вознаграждения, усвоенные в семье. Такие семьи не в состоянии дать молодому человеку технику методического самодисциплинирования, сдерживания себя, приучить его или ее к внутреннему самоконтролю, усидчивости, бережливости, ориентации на дальний результат (отсроченное вознаграждение), что является необходимым условием успешности в дальнем контуре институционального поведения. Без усвоения навыков бережливости, усидчивости, методического самоконтроля невозможно формирование ментальных структур рациональности, как содержательной, так и формальной. Слепое доверие («авось» вывезет) может работать только в небольших и слабо дифференцированных коллективах и общностях.

Но несмотря на сравнительно благополучные оценки психологических отношений с родителями, значительная