— Ну и дура! — сказала Машка, выслушав в очередной раз страхи и опасения подруги. — Раз в жизни повезет, так она еще и брыкается! Это при нашей-то убогой, серой жизни! Ну если даже он тебя и ждет!.. Ведь не урод, к тому же дарит цветы, а в остальном — кто теперь не со странностями! Да любая баба при таком муже, как твой Сергей, почла бы за счастье!..

Последние слова Мария Николаевна сказала зря. Услышав знакомый командный голос, Анна несколько успокоилась, теперь же все страхи вернулись с новой силой. Закончив разговор — если монолог Машки можно было назвать этим словом, — она взяла пальто и подземным переходом прошла в ночной бар телецентра. Совершая такой маневр, Анна в глубине души знала, что пытается обмануть судьбу, ведь в этом случае оказаться на улице можно было, воспользовавшись другим, необычным для нее выходом из здания. Заказав чашечку кофе, она долго сидела, временами прихлебывая растворимую коричневую бурду и просматривая забытую кем-то газету. В полутемном баре было пусто, только двое мужчин за соседним столиком сидели, покуривая и потягивая из длинных стаканов пиво.

— А ничего, — один из них, толстый, с «дипломатическим заемом», показал головой в сторону соседнего столика.

— Да, недурна, — согласился второй с видом пресыщенного жизнью ловеласа и знатока. На его потасканном лице появилась масленая улыбочка.

Когда наконец Анна поднялась и пошла к выходу из бара, оба проводили ее долгим оценивающим взглядом.

— Я бы не прочь… — начал было говорить сальность потасканный, но закончить не смог. Когда их, катавшихся по полу, разняли дежурные милиционеры, каждый из драчунов утверждал, что именно он защищал от грязных посягательств честь женщины. Произносимые ими слова, а также словосочетания в лучшем стиле поэтов прошлого века удивили не только составлявшего протокол лейтенанта, но и самих дуэлянтов. Выспренный стиль речи держался у обоих еще недели две или три, но потом как-то незаметно затерся будничной серятиной родного московского говора. Впрочем, ничего этого Анна не знала и знать не могла: длинными коридорами она шла к выходу из телецентра, стараясь не думать о возможной встрече. Мысли ее метались между элегантным незнакомцем и несчастным Телятниковым, ставшим в последнее время совершенно невыносимым. Сказавшись в институте больным, он дни и ночи напролет просиживал за письменным столом, пачками изводя бумагу. И еще ей почему-то вспомнилось, что завтра надо непременно заплатить за телефон, иначе отключат: счета за мифические разговоры с Нью-Йорком продолжали поступать с убийственной регулярностью.

Автоматически улыбнувшись постовому милиционеру, Анна толкнула стеклянную дверь и тотчас увидела, как у козырька подъезда остановилась белая «Волга». Спортивного вида мужчина в темном вечернем костюме легко взбежал по ступеням. Это был он. Все дальнейшее происходило как во сне. Под любопытными взглядами телевизионных девушек Анна сошла вниз по лестнице, села в машину. Мягко хлопнула дверь, он уже был рядом с ней, за рулем.

— Добрый вечер, Анна. — Мужчина улыбнулся. Свет фар полоснул по окнам здания. Развернувшись на площади, «Волга» пошла к центру города. — Сегодня такой приятный вечер… — Он говорил так естественно и просто, как если бы они расстались лишь вчера. — Вы, наверное, не заметили, а ведь в городе была гроза. Чувствуете, какая теплынь, и воздух свежий! — Он остановил машину на светофоре, повернулся. — Меня зовут Лука.

— Как зовут меня, вы, по-видимому, знаете. — Анна язвительно улыбнулась. — Не понимаю только, почему вы решили, что это дает вам право вмешиваться в мою жизнь!

— Если по справедливости… — они снова неслись по темным пустым улицам. — Если по справедливости, — повторил Лука, — то это еще вопрос, кто в чью жизнь вмешался! До вашего появления у меня был покой, была ясность цели… Вы отняли у меня все и, более того, толкнули на преступление.

— Нет, ей-богу, это какой-то бред! Вы появляетесь на экране в прямом эфире… Да я чуть не умерла от страха!

— Поверьте, я не хотел, но в тот момент это была моя единственная возможность… Как бы вам объяснить? Я должен был снова вас увидеть, чтобы принять окончательное решение. И я его принял. И потом, никто ведь так ничего и не заметил…

— А все эти безобразия в квартире? — Анна вспомнила, что она рассказывала Машке, и покраснела. — Ну и вообще… Ваша работа?

— Сказать, что не моя, было бы неправдой. — Он загадочно посмотрел на женщину. — Впрочем, надеюсь, вы бы на моем месте поступили точно так же. Я вас люблю, Анна, и от этого чувства мне никуда не деться!..

Анна промолчала. Рифленые шины шуршали по мокрому асфальту, освещенные окна домов отодвинулись куда-то в глубину, мелькали за ажурными кронами начавших распускаться деревьев.

— Вы сказали, что совершили преступление…

— Совершил. Вообще-то я сейчас в бегах!..

— Вы экстрасенс? Откуда вы узнали про натюрморт на кухне?

— Боюсь вас разочаровать — нет. Очень часто люди, называющие себя экстрасенсами, — это опасные люди. В первую очередь для самих себя. — Он остановил машину. Достав из кармана сигареты, спросил: — Вы разрешите? — Продолжал, закуривая: — Господь позаботился о том, чтобы высшее или потаенное знание открывалось только тем, кто работой собственной души, всей своей жизнью проделал какую-то часть пути просветления. Это знание спрятано, зашифровано, на него накинута вуаль мистерий, им обладали египетские жрецы и высшее духовенство Тибета. Оно пришло к нам из глубокой древности и рассказывает об устройстве окружающего нас мира и предназначении человека. Если же знание, пусть даже малая, незначительная его толика, попадет людям неподготовленным или, того хуже, в грязные руки, — это становится действительно опасным. Впрочем, как и у каждого правила, здесь есть исключения. А натюрморт ваш — он не стоит доброго слова. — Лука тронул машину. — Тогда на улице я упомянул о нем лишь затем, чтобы сказать нечто необычное и тем заставить вас меня запомнить. Этим приемом пользовался еще Диоген. У вас ведь есть общие друзья с Диогеном Синопским? — Не отрывая взгляда от дороги, он улыбнулся, добавил: — А о натюрморте не жалейте! Когда-нибудь я подарю вам другую картину. На ней будут изображены две танцующие птицы — розовые фламинго. Конечно, если суждено будет вернуться…

— Вы уезжаете? — К своему удивлению, Анна услышала в собственном голосе нотки сожаления.

— Это будет зависеть от вас. Теперь все в моей жизни зависит от вас. И она сама.

Город засыпал, и только череда светофоров бодрствовала в ночи, подмигивая загулявшим машинам желтым кошачьим глазом. Анне не было страшно, она лишь боялась, что вот сейчас они приедут, и мираж растает, и все — и уже навсегда — будет как прежде.

— В этом суетном городе не так много мест, где можно укрыться от преследования, — сказал Лука, предваряя ее вопрос. — Мы едем в одно из них, где, даже если найдут, потревожить не посмеют.

— Вас кто-то преследует?..

— Думаю, что да. Если погоня еще не началась, значит, я был о них слишком высокого мнения. — Машина поднялась вверх по Тверской, развернулась на светофоре. Миновав высокую арку, они углубились в ущелье плохо освещенной улицы. — А я ведь всегда знал, что встречу вас, знал, а не верил. А себе надо верить…