Полицейский посмотрел на взволнованное лицо Милошевича, затем перевел взгляд на сгоревший пикап. У него мелькнула мысль, как четверо человек смогли уместиться в кабине «Доджа», но он ничего не сказал. Чтобы не выставлять себя на посмешище. Полицейский лишь молча кивнул.

Холли сидела на матрасе, подобрав колено, вытянув больную ногу. Ричер сидел рядом, склонившись вперед, опираясь одной рукой об пол, погрузив другую в волосы.

— А что насчет твоей матери? — наконец спросил он.

— Твой отец был знаменитым? — в свою очередь спросила его Холли.

Ричер покачал головой.

— Едва ли. Ну, его знали в части, в которой он служил.

— Значит, ты понятия не имеешь, что это такое. Что бы с тобой ни происходило, черт побери, обязательно к этому причастен твой отец. Я окончила школу с отличием, поступила в Йельский университет, а затем в Гарвард, устроилась работать на Уолл-стрит, но на самом деле это была не я, а некая странная личность — «дочь генерала Джонсона». То же самое было и тогда, когда я перешла работать в Бюро. Все считают, что мне посодействовал отец, и до сих пор половина нашего отделения относится ко мне подчеркнуто любезно, а вторая половина, наоборот, подчеркнуто грубо, только чтобы показать, что им все равно.

Ричер задумчиво кивнул. Сам он превзошел своего отца. Пошел дальше. Оставив старика позади. Но Ричер знавал детей знаменитых родителей. Сыновей великих военачальников. Даже внуков. Как бы ярко они ни горели, их свет неизменно тускнел в сиянии их великих предков.

— Хорошо, это нелегко, — наконец согласился Ричер. — И всю остальную жизнь ты стараешься не обращать на это внимание, однако в настоящий момент это приходится принимать в расчет. Сейчас произошло что-то серьезное.

Холли кивнула. Устало вздохнула. Ричер взглянул на нее.

— А ты сама когда догадалась? — спросил он.

— Сразу же. — Она пожала плечами. — Как я уже говорила, это вошло в привычку. Все вокруг уверены, что ко всему, что происходит со мной, причастен мой отец. В том числе, и я сама.

— Ну, спасибо за то, что в конце концов открылась мне.

Холли ничего не ответила. Наступила тишина. Воздух в кузове стал спертым и удушливым; жара смешивалась с монотонным гулом дороги. Темнота, температура и шум образовали что-то вроде густого супа. Ричеру казалось, он тонет в нем. Однако больше всего его мучила неопределенность. Ему много раз приходилось по тридцать часов кряду проводить в транспортных самолетах, в гораздо худших условиях. Но сейчас к мучениям Ричера добавилось новое измерение — полная неопределенность.

— Так что насчет твоей матери? — снова спросил он.

Холли покачала головой.

— Она умерла от рака. Мне тогда было двадцать лет.

— Извини. — Ричер помолчал. — Братья и сестры?

Она снова покачала головой.

— Я единственная в семье.

Он неохотно кивнул.

— Этого я и опасался. Понимаешь, я тешил себя надеждой, что дело в ком-то другом. Ну, может быть, мать у тебя судья, или брат конгрессмен, или еще что-нибудь.

— Забудь об этом. Я одна. Я и папа. Так что это все из-за папы.

— Ну а он-то тут при чем? Черт побери, чего хотят добиться похитители? Выкупа? Об этом нечего и думать. Твой отец — большая шишка, но он всего лишь военный, всю свою жизнь он карабкался по армейским должностным окладам. Согласен, поднимался он быстрее многих, но все же я хорошо знаю, что такое армейские оклады. Я сам жил на них тринадцать лет. Я не разбогател, и твой отец тоже. По крайней мере, не настолько, чтобы кому-нибудь могла прийти мысль о выкупе. Если кто-то мечтал получить хороший выкуп, похитив чью-либо дочь, в одном только Чикаго нашелся бы миллион более заманчивых кандидатур.

Холли кивнула.

— Все дело в высоком положении, которое занимает папа. В его распоряжении находятся два миллиона человек и годовой бюджет в двести миллиардов долларов. А это очень большое влияние.

Ричер покачал головой.

— Нет, и в этом все дело. Я не могу представить, как это можно использовать.

Поднявшись на колени, Ричер пополз вперед.

— Что ты задумал, черт возьми? — окликнула его Холли.

— Нам надо поговорить с похитителями. Прежде чем мы попадем туда, куда нас везут.

Подняв кулак, он заколотил по перегородке. Изо всех сил. Напротив того места, где по его предположению должна была находиться голова водителя.

Ричер колотил до тех пор, пока не добился желаемого. На это потребовалось какое-то время. Несколько минут. У него разболелся кулак. Но грузовик свернул на обочину и начал останавливаться. Под колесами зашуршал гравий. Заскрежетали тормоза. Ричера инерция вжала в переборку. Холли перекатилась пару футов по матрасу. Ахнула от боли, подвернув колено.

— Мы съехали с шоссе, — заметил Ричер. — Похоже, вокруг никого на много миль.

— Ричер, ты совершаешь большую ошибку.

Пожав плечами, он взял Холли за руку и помог ей усесться, спиной к перегородке. Затем переполз назад, усаживаясь напротив двери. Трое похитителей вылезли из кабины. Хлопнули двери. Послышались шаги на гравии. Двое обходили грузовик справа, один слева. Повернулся ключ в замке. Опустилась ручка.

Левая половина задней двери приоткрылась на два дюйма. В кузов просунулось дуло ружья. Ричер успел разглядеть в щель полоску неба, не говорящую ни о чем. Чистая голубизна, мелкие белые облака. Такое небо можно увидеть в любой точке Западного полушария. Затем в кузов просунулся «глок-17». Зажатый в руке. Манжета хлопчатобумажной рубашки. Рука, державшая «глок», не шевелилась, словно каменная. Лодер.

— Надеюсь, ты потревожила нас не из-за пустяков, сучка.

Враждебный, напряженный голос.

— Нам нужно поговорить, — откликнулся Ричер.

В узкую щель протиснулся второй «глок». Заметно дрожащий.

— О чем, козел? — крикнул Лодер.

Его голос звучал на грани срыва. Второй «глок» выписывал случайные зигзаги.

— Ребята, у вас ничего не получится, — сказал Ричер. — У того, кто приказал вам сделать это, не все дома. Быть может, он собирался сделать что-то умное, но на самом деле сделал страшную глупость. Этим вы ничего не добьетесь. Наоборот, вы очутитесь по уши в дерьме.

За дверью кузова наступила тишина. Продолжавшаяся одно мгновение. Однако достаточно долго для того, чтобы Ричер понял, что Холли была права. Для того, чтобы он понял, что совершил ошибку. Уверенно зажатый в руке «глок» исчез. Ружье дернулось, словно меняя хозяина. Ричер бросился вперед и, сбив Холли, прижал ее к матрасу. Дуло ружья взметнулось вверх. Послышался щелчок курка, и через какую-то долю секунды — оглушительный грохот. Ружье выстрелило в крышу. Мощный заряд. В тонком металлическом листе появилась сотня маленьких отверстий. Сотня маленьких точек, вспыхнувших голубым светом. Мятая дробь градинками посыпалась на пол. Наконец отголоски выстрела потонули в ватном гуле вре́менной глухоты.