— Что тут происходит?! — послышалось из коридора, а в следующий миг в комнату влетел Осиор. — Рей, почему ты на полу?!

Я же не реагировал на учителя, а только зачарованно смотрел на портовый форт, что стоял на холме и стены которого я латал печатями Ур два года назад, проклиная эту магическую повинность, что мне приходилось отбывать за моего наставника… Но как?! Как я оказался тут?! Меня стало засасывать в недра собственной памяти, которая зияла огромными дырами. Что произошло после смерти Императора Форлорна Девятого? Мы уехали из столицы, я получил послание учителя… А получил ли я его? Где Витати? Я видел Ирмана, он меня кормил, и учитель здесь. И Отавия? Как принцесса оказалась в Нипсе? Как я оказался в Нипсе? Ведь мы только уехали из столицы, я только получил послание от учителя… Или не получил? А Витати? Со мной была Витати? Но я видел Ирмана, он меня кормил, а если Ирман здесь, то здесь и учитель. Но почему он уже в Нипсе? И почему я в Нипсе? Ведь мы только уехали из столицы…

Комната закружилась вихрем, превращаясь в колодец памяти, куда я провалился, будто бы в бездонную яму, из которой невозможно выбраться. А на дне этого колодца виднелся камень неправильной формы, испускающий голубой свет, но, сколько я к нему не тянулся — ближе камень не становился, будто бы сам колодец удлинялся, стоило мне только шевельнуться.

Но почему я в Нипсе? Ведь мы только уехали из столицы?..

Глава 11. Кататония

Осиор привычным движением плеча толкнул дверь и вошел в комнату, где жил Рей. То, что осталось от Рея.

Прошло три месяца, они перезимовали в Нипсе и весна уже начала вступать в свои права, но с того момента, как парень встал с кровати и открыл окно, лучше ему не становилось. Большую часть дня он просто сидел на краю кровати и смотрел в сторону окна, вне зависимости от того, были закрыты ставни, или же нет. Будто бы он видел что-то скрытое от чужих взоров, что-то важное.

Иногда Рей поднимал руку, будто пытаясь что-то ухватить, открывал и закрывал челюсть, но ни единого звука они от него за это время не услышали, да и сфокусироваться на ком-либо у него не получалось.

Сначала Осиор, было, подумал на редкий яд и опять вызвал из столицы Лаолисы Бальдура, но лекарь, увидев застывшего в ступоре парня, только развел руками.

— Это дубовая хворь, причем очень тяжелый случай, — покачал головой Бальдур. — Я такого даже не видел никогда.

— Какая хворь? — переспросил Осиор, глядя на застывшую спину Рея.

—Смотри, — ответил лекарь и подошел к парню, — потрогай спину и руку.

Осиор выполнил указание старого друга и положил ладонь на здоровое плечо Рея.

— Что чувствуешь? — спросил Бальдур.

— Руку, — ответил Осиор. — Теплая, обычная рука молодого парня.

— Маги… — выдохнул Бальдур. — Нет же! Ты пальцами пройдись, пощупай! Какая она?

— Твердая, — ответил Осиор.

— Как кованый прут, — кивнул Бальдур. — И спина точно такая же. И, готов спорить на большую монету, с ногами тоже самое.

— Что это значит? — спросил маг, ощупывая твердые, как камень, спину и бедра парня. Рей был хорошо тренирован, Витати его гоняла до кровавого пота, тут он не сомневался, но это напряжение…

— Это главный признак дубовой хвори. Когда все тело становится твердое, как дерево, все мышцы напряжены, постоянно, без причины, — ответил Бальдур. — А сам больной сидит вот так, и не реагирует… Хотя такого я не встречал. Пара больных, что я видел, обычно повторяли за другими людьми, без смысла, просто как эхо, или иногда бросались на домашних, будто демона увидели… Ваш парень не бросался ни на кого? Может, говорил сам с собой? Бормотал что-то?

Маг только медленно покачал головой.

— Нет, он просто… Застыл. Он что-то говорил перед тем, как замереть, но я не расслышал и…

— Что, совсем ни звука?

— Совсем. Но его можно уложить спать и иногда он поднимает правую руку, будто куда-то тянется…

Бальдур поцокал языком, прошелся по комнате, после чего скомандовал:

— Закрой окно. И дай сюда свечу!

Выудив из своей сумки какую-то лопатку, он опустился перед Реем на колено и закрыл ему один глаз.

— Сейчас, подождем…

Через минуту, убрав лопатку, лекарь поднес к лицу парня свечу, едва не опалив тому кончик носа.

— Реагируют, значит, не отравление…

— А если бы отравление? — спросил Осиор, заглядывая через плечо Бальдура и пытаясь понять, что делает лекарь.

К стыду мага, он всегда полагался на целебные печати и базовые знания о том, как правильно вправить перелом или вывих, но когда магия оказалась бессильна, Осиор столкнулся со своим невероятным невежеством в этой области. Благо, больных было значительно больше, чем магов, хорошо владеющих желтыми печатями, так что профессия лекаря оставалась почетной и крайне востребованной.

— Если бы это были известные яды, что вызывают одеревенение мышц, то и зрачок перестал бы реагировать, а, в конце концов, случилась бы остановка дыхания. Правда, обычно такие вещи действуют меньше, чем за день, а тут счет пошел на недели, но мало ли…

— А зрачок реагирует? — уточнил Осиор.

— Да, — кивнул Бальдур, поднимаясь с колена, — расширяется и сужается, что возвращает нас к дубовой болезни. Но тут особо тяжелый случай, друг мой, никогда не слышал о таком.

— И что мне делать? — спросил маг. — Я не могу бросить парня в таком состоянии, я его учитель и…

— Ты можешь только поддерживать в нем жизнь, — перебил Осиора лекарь, — разминать мышцы. С таким напряжением скоро пойдут тяжелые судороги, а они могут и убить…

— И только?

— Еще можешь надеяться, — горько ответил лекарь.

— Надеяться на что?

Бальдур, что сейчас склонился над своей сумкой, чтобы спрятать лопаточку в одном из многочисленных кармашков, замер, но все же ответил:

— Надеяться, что ему станет легче. Дубовая болезнь или проходит сама, или… Ты сам понимаешь.

Таков был вердикт лучшего лекаря столицы: просто ждать и надеяться, да следить, чтобы Рея не убили судороги.

И они следили. Ирман и Осиор попеременно разминали спину, плечи и ноги парня, частенько в этом им помогала и Витати. Молча и сосредоточенно,