— А что делать мне? — В ее голосе послышались резкие нотки. — Представлять дело так, что она сначала подожгла дом, а потом, не дожидаясь, пока до нее доберется огонь, перерезала себе горло?

Я не ответила и занялась приготовлением кофе.

— Вам не кажется, что это уж чересчур притянуто за уши? — настаивала Макговерн.

Я налила воды из бутылки и нажала кнопку.

— Кей, об убийстве никто и слышать ничего не хочет. Никому не хочется связываться с Кеннетом Спарксом. Надеюсь, вы понимаете, с чем вам придется столкнуться.

— Не только мне, но и АТО.

Я села за стол, беспорядочно заваленный грудами бумаг.

— Послушайте, мне наплевать, кто он такой, — сказала она. — Я делаю свою работу и, если понадобится, произведу арест. Политика меня не интересует.

Я слушала ее не очень внимательно, потому что думала не о Спарксе и не о газетах. Я думала о том, что это дело взволновало меня на некоем более глубинном уровне, затронуло так, как я и представить себе не могла.

— Как долго ваша группа пробудет на ферме?

— Еще день. В крайнем случае два. Спаркс рассказал нам о том, что было внутри дома. Старинная мебель, дубовый паркет, панельная обшивка — уже одно это обеспечивает достаточное количество горючего материала.

— А как насчет ванной комнаты? — спросила я. — Если исходить из того, что пожар начался оттуда?

Макговерн замялась.

— В этом-то и проблема.

— Конечно. Если поджигатель не пользовался катализатором или по крайней мере бензином или чем-то в этом роде, как быть тогда?

— Ребята работают над этим, — уныло ответила она. — И я тоже. По словам Спаркса, там не было ничего горючего, кроме коврика и полотенец. Все остальное — из стали. Душевая — за стеклянной дверью, шторы на окне — синтетические. — Макговерн замолчала, прислушиваясь к урчанию кофеварки, потом продолжила: — О чем идет речь? О пятистах или шестистах киловаттах на комнату размером десять на пятнадцать футов. Конечно, есть и другие переменные величины, такие, как, например, объем проходящего в дверь воздуха...

— Но остальная часть дома? Вы только что сказали, что горючего материала было предостаточно, верно?

— Нас интересует только одно помещение. Комната, откуда все началось. Остальное не так важно.

— Понятно.

— Я знаю, что пламя в ванной поднялось до потолка, и знаю, насколько высоким оно должно быть и сколько нужно киловатт энергии для образования электрической дуги. Ничего подобного не получится, если у нас есть только коврик, пара полотенец и, может быть, штора.

У меня не было ровным счетом никаких оснований сомневаться в правильности ее математических расчетов. Но сейчас важно было не это. Меня заботила собственная проблема. Я полагала, что мы имеем дело с убийством и что в момент начала пожара тело жертвы находилось в ванной комнате в окружении негорючих мраморных полов, больших зеркал и стальных кранов.

— Открытое верхнее окно? Оно вписывается в вашу теорию?

— Возможно. И опять же, чтобы стекло лопнуло, огонь должен был быть очень сильным. В таком случае тепло устремилось в него, как в дымоход камина. Каждый пожар уникален, у каждого свой характер, но при этом все они объясняются законами физики и имеют общие поведенческие черты.

— Понимаю.

— Пожар проходит четыре стадии, — продолжила Макговерн, вероятно, полагая, что имеет дело с полным профаном. — Первая — огненный столб, или столб горячих газов и дыма, поднимающийся от огня. Так было бы, если в ванной воспламенился, скажем, коврик. Чем выше над огнем поднимаются газы, тем менее горячими и более плотными они становятся. Смешиваясь с побочными продуктами горения и несгораемыми частицами, горячие газы начинают опускаться. Цикл повторяется, создавая распространяющийся горизонтально турбулентный дым. Далее должно происходить следующее: слой горячего дыма продолжает опускаться, пока не находит некое вентиляционное отверстие — в нашем случае им могла стать открытая дверь. Дым выходит — свежий воздух входит. Если при этом достаточно кислорода, то температура может превысить шестьсот градусов по Цельсию. Вот тогда мы и получаем настоящий пожар.

— В ванной комнате, — уточняю я.

— Который распространяется на другие комнаты, где достаточно кислорода и горючего материала, чтобы особняк сгорел до основания. Так что меня беспокоит не распространение огня, а то, с чего все началось. Как я уже сказала, коврика, полотенец и шторы для этого недостаточно, если только там не было чего-то еще.

— Может быть, что-то и было, — сказала я, разливая кофе. — Вам как?

— Со сливками и сахаром. Только, пожалуйста, ничего искусственного.

Я пила черный.

Макговерн с любопытством осматривала мой новый кабинет. Он был, конечно, светлее и современнее прежнего, который я занимала в старом здании на Четырнадцатой улице, но места больше не стало. И, что еще хуже, меня почтили «директорским» угловым офисом с окнами, хотя каждый, кто хоть чуть-чуть знает врачей, понимает, что нам нужны стены для книжных полок, а не пуленепробиваемое стекло и вид на автомобильную стоянку и шоссе. Сотни журналов и книг по медицине и юриспруденции стояли, плотно прижавшись друг к другу, кое-где даже в два ряда. Моя секретарша Роуз не раз морщилась, слыша, как я ругаюсь, не находя нужного именно в данную минуту справочника.

— Тьюн, — сказала я, делая первый глоток, — хочу поблагодарить вас за заботу о Люси.

— Люси заботится о себе сама.

— Так было не всегда. — Я улыбнулась, стараясь быть более любезной и скрыть занозой сидящие в сердце обиду и ревность. — Но вы правы, с работой она справляется великолепно. Уверена, перевод в Филадельфию пойдет ей на пользу.

Макговерн прекрасно уловила посланный сигнал, поняв, очевидно, даже то, что я не хотела бы выдавать.

— Кей, что бы я ни делала, у нее не будет легкой дороги. — Она покачала чашку, как будто собиралась не пить кофе, а пробовать некое редкое вино. — Я ее начальница, но не мать.

Ее реплика сильно задела меня, и мое раздражение проявилось уже в том, что я сняла трубку и попросила Роуз никого со мной не соединять. Потом встала и закрыла дверь.

— Хотелось бы надеяться, что она переходит к вам не потому, что нуждается в матери, — холодно ответила я, возвращаясь к столу, который превратился теперь в разделяющий нас барьер. — Люси прежде всего высококвалифицированный профессионал.

Макговерн подняла руку.

— Конечно, кто бы сомневался! Я просто не собираюсь ничего обещать. Люси большая девочка, но ей многое и мешает. В первую очередь фэбээровское прошлое. Некоторые относятся к ней предвзято, считая, что у нее уже сложилось определенное негативное отношение к нашей службе и что она не имеет опыта практической работы.