с твоей стороны, но у меня правда все отлично. Я должна сделать это, Джинни. Должна узнать, смогу ли находиться тут одна. Мы всего месяц назад переехали, я пока не хочу бросать этот дом.

— Я думаю, Лео боится, что ты бросишь его.

Я вздыхаю:

— Честно говоря, я уже не знаю, как к нему отношусь. Все еще не могу понять, почему он соврал мне.

— Как насчет того, чтобы вместе где-нибудь поесть на этой неделе? Я могу взять перерыв на обед подлиннее.

— Давай, здорово. Когда?

— Завтра или в пятницу.

— Тогда завтра, — отвечаю я, вспоминая, что в пятницу пью кофе с Тамсин. — Вот бы пойти в тот ресторан в Ковент-Гардене, где подают морского черта. Это же недалеко от тебя?

— В «Нептун»? Я за десять минут до него дойду. Позвоню и закажу столик на полдвенадцатого.

— Отлично, тогда увидимся там.

Два приглашения плюс возня в саду — теперь легче вернуться к работе. Мне нравится книга, которую прислали на перевод, и я погружаюсь в нее настолько, что прерываюсь лишь в три часа — перекусить. Вышло солнце, и потому, съев сэндвич, я решаю пойти прогуляться в Финсбери-парк и продолжить перевод уже вечером. Раз Лео не вернется, нужно на что-то отвлечься, прежде чем засесть на ночь дома в одиночку.

Спустя полчаса я выхожу из дома. Я рада выбраться из «Круга», из его надоевшей удушливой атмосферы. Это все ворота, думаю я. Из-за них тут как в тюрьме. Без них наш «Круг» был бы обычной лондонской улицей.

Парк сверкает всем великолепием осенних красок. Я гуляю около часа, стараясь ни о чем не думать, потом сажусь на скамью и наблюдаю за жизнью вокруг. Кто-то проносится мимо, торопясь неизвестно куда, но в основном люди ходят не спеша, особенно мамы с малышами и пожилые пары, некоторые — под ручку. Я улыбаюсь, потом накатывает меланхолия. У нас с Лео когда-нибудь будут дети? Мы состаримся вместе? Странно же, что мы никогда не говорили о детях? А может, мы нарочно тянули, ждали, пока не устроимся в Лондоне?

— Элис!

Я поднимаю голову и вижу бегущую ко мне Еву.

— Ты что, до сих пор бегаешь? — спрашиваю я в притворном ужасе. — Я видела тебя утром в девять.

Она в ответ смеется, присаживается на скамейку, успокаивает дыхание.

— Нет, я бегала с подругой, потом ходила к ней на ланч. А теперь возвращаюсь к своему блогу. А ты как? Хорошо провела выходные? Лео говорил, ты уезжала.

— Да, ездила в свой Харлстон, зависала с друзьями. Не очень удобно получилось, что я в последний момент отказалась пойти к Мэри, но мне нужно было сменить обстановку.

— Не переживай, она понимает.

— И еще был неприятный разговор с Тамсин, так что хотелось держаться от нее подальше.

Ева морщит нос.

— Да, она мне говорила. Если что — она сожалеет, что так вышло.

— Я знаю. Она приходила сегодня утром, извинялась. Мило с ее стороны. И она пригласила меня на кофе в пятницу.

— О, отлично. Она говорила, что собирается. Не суди ее строго, Элис. Смерть Нины сильно по ней ударила.

— Должно быть, ужасно потерять лучшую подругу таким вот жутким образом, — отвечаю я, наблюдая, как такса обнюхивает кучу листьев.

— И еще тяжелее, наверное, ей было оттого, что, когда мы переехали сюда, то… Они не то чтобы поссорились, ничего такого, но, я думаю, Тамсин показалось, что ее оттерли в сторону.

— В смысле?

— Понимаешь, о том, что Тамсин с Ниной — закадычные подруги, по крайней мере были подругами, я узнала лишь после смерти Нины, когда Тамсин зашла поговорить со мной. Она была совершенно безутешна и хотела знать, не обидела ли она чем-нибудь Нину. Я спросила, что она имеет в виду, и она ответила, что раньше они с Ниной были лучшими подругами, всегда забегали друг к другу в гости, вместе ужинали по выходным. А потом, за несколько месяцев до смерти Нины, все вдруг изменилось. Тамсин шла мимо дома Нины, видела через окно, как мы с ней болтаем, и удивлялась, почему Нина не пригласила ее присоединиться. Я сказала ей, что в основном это были спонтанные посиделки за кофе — ну, знаешь, увидит Нина, как я возвращаюсь с пробежки, и крикнет: «Кофе будешь?» Правда, бывали еще и ужины. Мы несколько раз приходили к Нине и Оливеру. Бывали там еще Мэри с Тимом, но Тамсин с Коннором — ни разу. Так что я даже не догадывалась, что Нина с Тамсин — лучшие подруги. Я недавно спрашивала Мэри об этом. Не знает ли она, что между ними случилось. Говорит, не знает. Нина и на йогу перестала ходить, Тамсин решила, тоже из-за нее. — Ева замолкает. — Нина мне очень нравилась, но потом мне стало неприятно, что она, возможно, была… ну, какой-то злой.

Я медленно киваю:

— А многие знали, что у Нины был роман?

— Кто тебе сказал? — Ее голос прозвучал резче обычного или мне показалось?

— Лорна.

Ева мотает головой:

— Нет, мы узнали уже потом. — Она поворачивается ко мне. — Так что сама понимаешь, почему мы поверили, что Оливер мог ее убить.

«Вот так взяли и поверили, — хочется мне спросить, — без малейшего сомнения?»

— Но почему убийцей не мог быть мужчина, с которым она встречалась? — спрашиваю я.

Ева наклоняется завязать шнурок.

— Я уверена, что полиция проверила его, — произносит она, выпрямляясь. — И если уж они не думают, что есть еще подозреваемые… кто мы такие, чтобы сомневаться?

«Друзья Оливера, — хочется мне сказать. — Вы были его друзьями».

— Ты говорила, Тамсин с Ниной были лучшими подругами. Тамсин знала о ее романе?

— Нет, тогда не знала. Нина ей не рассказывала.

— Помню, на той неделе Тамсин за ланчем говорила, что Нина ей очень помогла. Она ходила к ней как к специалисту?

— Нет, Нине нельзя было становиться ее психотерапевтом, поскольку они дружили. Тамсин страдает депрессией (думаю, она не рассердится, что я тебе сказала), и, наверное, Нина советовала ей натуральные средства, поскольку Тамсин не хотела принимать антидепрессанты. И потому ей было вдвойне тяжело, когда Нина отдалилась. Тамсин чувствовала себя во всех смыслах брошенной.

— Нина работала из дома?

— Нет, у нее был кабинет в двадцати минутах отсюда.

— А Коннор, какой он?

— Коннор — это Коннор. Он, в общем, нормальный, когда его поближе узнаешь. Но иногда может быть нетактичным, особенно с Тамсин.

Не хочу расспрашивать, хотя мне любопытно. К счастью, Ева, глотнув воды из бутылки, продолжает безо всяких просьб с моей стороны:

— Например, Тамсин после убийства захотелось уехать. Да и нам всем. Это была инстинктивная, импульсивная реакция. Жестокое убийство по соседству — нам всем было страшно. А Коннор ни в какую, даже слушать о переезде не желал. Если бы он пошел на компромисс, если бы сказал, что готов рассмотреть переезд, раз для нее это настолько важно, то Тамсин было бы не так больно. Уилл повел себя гораздо тактичнее — сказал, что мы можем снова выставить дом на продажу, хотя мы прожили в нем всего пять месяцев. Лорна находилась в ужасном состоянии. Собралась уехать к сестре в Дорсет, по крайней мере на время, и Уилл предложил отвезти их с Эдвардом туда. Но на следующий день Эдвард попал в больницу с сердечным приступом — стресс из-за убийства… И они остались тут. В общем, прежде чем кто-то из нас успел что-либо предпринять, Оливера арестовали, и потом он покончил с собой. И все снова почувствовали себя в безопасности. Переехали в итоге только Тинсли из третьего дома.

— Хм, — произношу я, все еще раздумывая о размолвке Тамсин и Нины. Не хочу, чтобы Ева догадалась, как много пищи для размышлений она мне дала, и потому пытаюсь сменить тему: — Кстати, я сегодня была в саду и нашла дыру в заборе между нашими участками.

— Боже, я совсем забыла! Оливер одалживал Уиллу свою газонокосилку, настоящее современное чудо техники, и они раскурочили забор, чтобы можно было передавать ее друг другу и не тащить по улице.