— Как это ты не знаешь?

— Извините, отец, я задумалась и не слышала ваш вопрос.

— Я тебя спрашиваю, голодна ли ты?

— Разве нам не говорили, что мы приедем к обеду?

— Да, но нам предстоит еще, и нам об этом тоже говорили, по крайней мере целый час пути. К тому же надо еще достать коляску и как следует поторговаться, ведь в провинции воображают, что сам Бог велел им обманывать парижан; все это займет у нас еще около часа, и, я думаю, будет неплохо наполнить наши желудки хорошей чашкой кофе.

— Хорошо, пусть будет кофе, отец.

— Не заставляй себя ждать, Камилла.

— Нет, отец, не беспокойтесь.

И Камилла скрылась на лестнице.

— Гм! — хмыкнул г-н Пелюш, поворачиваясь к владельцу гостиницы. — Я говорил…

— Вы говорили, что вам предстоит еще по меньшей мере час пути; похоже, господин направляется в наши края.

— Я еду в деревню Вути; знаете вы такую?

— Ну, разумеется знаю! Это в полульё отсюда, но поскольку там большой подъем, то, в самом деле, вы потратите на дорогу туда около часа, а то и больше.

— Но если вы знаете деревню, то должны знать и ее обитателей.

— От лесника до мэра, и если я могу вам помочь…

— Знаете ли вы некоего Мадлена?

— Господина Кассия?

— Да, именно господина Кассия.

— Знаю ли я его?! Ну еще бы! Да, сударь, я имею честь быть с ним знакомым.

— Черт, похоже господин Кассий пользуется уважением в округе?

— О! Что касается этого, сударь, то да, он всецело достоин уважения. На последних выборах он отказался от поста мэра.

— От поста мэра?

— Да, сударь, от поста мэра.

— Тогда меня нисколько не удивит, — заметил г-н Пелюш, покосившись на свою медвежью шапку и саблю, — если вы мне скажете, что он имеет чин в национальной гвардии.

— О! Если он не имеет чина в национальной гвардии, то лишь потому, что сам не захотел этого. Ему достаточно сказать слово, и он станет во главе национальной гвардии всего округа, не правда ли, кум? (Мартино повернулся к колбаснику, который слушал разговор, неподвижно стоя около кухонного стола.)

— Правда ли это?! — подхватил кум Баке. — Когда наш капитан господин Жюль Кретон был избран на эту должность, он сказал: «Хорошо, я согласен, но только при условии, если господин Кассий отказывается». Однако же отличный капитан этот господин Жюль Кретон, ведь он нам позволяет делать все, что мы хотим!

— Так вот, мой друг, — проговорил г-н Пелюш, увидев, что может рискнуть и что его достоинство нисколько не пострадает от знакомства с Мадленом, — не стану скрывать от вас долее, что я еду к господину Кассию.

— Тогда вам предстоит некоторое время побыть с нами. Господин Кассий — чародей. Попав к нему, никогда не знаешь, когда выйдешь обратно.

— Ну, что же, значит, я человек более сведущий, чем остальные, и могу вам заранее сказать, милейший сударь, что через две недели вы увидите, как я проследую назад.

Папаша Мартино покачал головой — жест, означающий отрицание, — и кум Баке последовал его примеру.

— Господа, — горделиво произнес г-н Пелюш, — когда занимаешься крупной коммерцией и заключаешь более чем на миллион сделок в год, не можешь себе позволить посвятить отдыху и удовольствиям более двух недель; впрочем, — прибавил г-н Пелюш, растягивая губы в высокомерной улыбке, — сомневаюсь, что развлечения, которые предложит мне мой друг Мадлен, заставят меня забыть удовольствия столицы цивилизованного мира.

— Вы охотник, не правда ли, сударь? — спросил папаша Мартино.

Господин Пелюш сделал неопределенное движение головой и плечами и бросил на свое одеяние взгляд, как бы говоривший: «Мне кажется, что это и так видно».

— Вы рыболов?

— Я могу им стать… У меня большие способности ко всем физическим упражнениям.

— Вы наездник?

— Гм-гм!.. Можно сказать, я был им в молодости. В окрестностях Парижа есть деревушка Монморанси, в которой проживал, как вам должно быть известно, философ из Женевы, великий Жан Жак Руссо, так вот, я иногда наезжал туда по воскресеньям.

— И там вы брали уроки верховой езды?

— Именно там.

— Хорошо! Охота, рыбная ловля, прогулки верхом, — продолжал хозяин гостиницы «Золотой крест», — все это вы найдете у господина Мадлена.

— Как?! — вскричал г-н Пелюш, чье удивление росло чем дальше, тем больше. — Имея полторы тысячи франков ренты, ну, самое большее две тысячи, Мадлен позволяет себе охоту, рыбную ловлю и лошадей?

— Ну, если он сам не в состоянии позволить себе подобное, то все это есть у его друзей, а это совершенно одно и то же.

— У Мадлена есть друзья, имеющие лошадей, земли и пруды?

— Конечно. Возьмите, к примеру, того молодого человека, который приехал вместе с вами в моем дилижансе…

— Так это ваш дилижанс? — прервал его г-н Пелюш. — Поздравляю вас с этим.

— Да, в нем изрядно трясет, не так ли? Но вот зимой, на плохих дорогах он имеет свои преимущества, поскольку весьма устойчив. Так вот, этот молодой человек, который приехал вместе с вами в моем дилижансе и которого дожидались здесь его грум, тильбюри и лошадь, — друг господина Мадлена.

— Господин Анри? — вскричала Камилла, которая, закончив туалет, спустилась из своей комнаты, незамеченная подошла к беседующим и услышала сказанное папашей Мартино. — Господин Анри — друг господина Мадлена?

Затем, заметив, что вопрос, пожалуй, прозвучал слишком пылко, она добавила, безуспешно пытаясь изгнать волнение из голоса:

— Не считаешь ли ты, отец, весьма удивительным совпадением то, что мы ехали вместе с другом нашего лучшего друга?

Господин Пелюш некоторое время постоял с задумчивым видом, подняв согнутый указательный палец правой руки к губам.

Затем он посмотрел на Камиллу и задумчиво произнес:

— Случайно, господин Анри не тот красивый малый двадцати пяти лет, о котором Мадлен писал мне в постскриптуме? Гм-гм!

Камилла опустила глаза под взглядом г-на Пелюша и покраснела до ушей. Она была уверена, что это был именно он.

— О! — воскликнул дядюшка Мартино. — Если господин Кассий в постскриптуме своего письма рассказал вам о красивом малом двадцати пяти лет, то, вероятно, речь шла о господине Анри, потому что он, без сомнения, самый красивый малый в департаменте. Не правда ли, кум? — продолжил владелец «Золотого креста», обращаясь к колбаснику.

Баке кивнул головой в знак согласия.

— Но этот господин Анри, должно быть, богат, раз он имеет грума, тильбюри, лошадей? — спросил г-н Пелюш, все сильнее и сильнее сжимая указательный палец, что служило у него признаком глубокого волнения.