Господин Пелюш покровительственно улыбнулся колбаснику.

— Идемте! Идемте! — спохватился папаша Мартино. — Вперед! На кролика! — Затем вполголоса он спросил у сына: — Ты уверен, что он все еще там?

— Да, — так же тихо ответил Огюст. — Бастьен видел его сегодня утром на грядке с капустой.

— На кролика! — повторил Баке.

— На кролика! — повторил г-н Пелюш, сердце которого билось, как это бывает во время театрального дебюта. — Ты идешь, Камилла?

— Если вы позволите, отец, — ответила Камилла, — я поднимусь в свою комнату. У меня никогда не хватит духу присутствовать при убийстве этого бедного животного.

— Камилла, — с важностью произнес г-н Пелюш, — подобные чувства недостойны дочери охотника.

И г-н Пелюш, загнав два патрона в ствол ружья, с важным видом возглавил процессию, спустился во двор и, следуя указаниям папаши Мартино, направился в сад.

Камилла же поднялась к себе в комнату, облокотилась на подоконник и, устремив рассеянный взгляд на длинную, обсаженную деревьями аллею, которая вела на дорогу в Вути, принялась размышлять об этой странной игре случая или, скорее, Провидения, давшего г-ну Анри того же крестного отца, что и ей, и совсем тихо прошептала:

— Дорогой, дорогой мой крестный Мадлен!

Как и сказал папаша Мартино, это было пятиминутное дело, ведь требовалось лишь пройти в сад.

Капустная грядка, на которой должен был находиться убежавший кролик, великолепная прямоугольная грядка, величиной в пол-арпана земли, раскинулась среди треугольных луковых грядок и ромбовидных морковных.

Едва войдя в сад, Фигаро тут же пустился на поиски.

— Ну вы только посмотрите на него, — сказал папаша Мартино, — настоящий челнок ткача, и все под самым дулом ружья, тут уж ничего не скажешь, в двадцати шагах от охотника! Никогда больше! Глядите! Вот он взял след…

— Чей след? — спросил г-н Пелюш.

— Черт возьми! Кролика!

— Кролик! — вскричал г-н Пелюш. — Где кролик?

— Подождите! Подождите! Раз он его выследит, то вам не стоит торопиться.

— Правда, правда, — закивал г-н Пелюш. — Удивительно, какое сильное впечатление это на меня производит.

— Как! Вас так волнует какой-то жалкий домашний кролик? Что же будет, когда вы столкнетесь с косулей или кабаном? Смотрите, смотрите, — продолжал папаша Мартино, — он ведет вас все прямо и прямо. Вот оно, есть.

В самом деле, Фигаро резко остановился, вытянув шею, напружинив хвост, подняв лапу: глаза его блестели.

— Вы видите его, вы его видите? — продолжал папаша Мартино.

— Такое зрелище стоит денег, — заметил кум Баке.

— Но что он там делает? — поинтересовался г-н Пелюш.

— Но вы же отлично видите, клянусь Богом, он сделал стойку.

— Что? На кого же?

— На кролика, черт возьми. Господин Пелюш смотрел во все глаза.

— Но я не вижу никакого кролика, — признался он.

— Но и он тоже его не видит.

— Как же он может его выследить, если не видит?

— Он его чует.

— Он его чует, — проворчал г-н Пелюш. — Но я его не чую и притом очень хочу его увидеть.

— О! Это очень легко: если мы сделаем пол-оборота и проследим за взглядом собаки, то обнаружим кролика. Впрочем, смотрите, смотрите, Фигаро приближается к нему.

В самом деле, Фигаро почти неуловимым, но полным изящества и гибкости движением чуть ли не скользил на брюхе между капустой.

Внезапно он остановился, медленно выпрямился, поднял лапу и застыл неподвижно.

— Тубо, Фигаро! — закричал хозяин «Золотого креста». Фигаро слегка помахал хвостом.

— Он его видит, — сказал папаша Мартино.

— И я тоже, я тоже его вижу! — воскликнул Баке.

— И я тоже, — заметил Мартино. Господин Пелюш широко раскрыл глаза.

— Это удивительно, но я его не вижу, — заявил он.

— Смотрите, вот там, там, — произнес Мартино, показывая на кролика пальцем.

— Вы видите там кролика?

— Да, там, — ответил Баке, — в направлении этого овсюга. Вы знаете, что такое овсюг?

— А! Спрашиваете! Я достаточно повидал его на шляпах.

— Вы видели овсюг на шляпах? — переспросил Баке, ничего не поняв из ответа владельца «Королевы цветов».

— Я вижу кролика! — закричал г-н Пелюш, поднося ружье к плечу.

— Подождите, — произнес Мартино, приподнимая ствол ружья Пелюша, — так вы не сможете до конца оценить Фигаро. Опустите ваше ружье и давайте угостимся понюшкой табака. Тубо, Фигаро! Тубо, моя собачка!

Фигаро оставался совершенно неподвижен, словно обратившись в камень, как собака Кефала.

Господин Пелюш и кум Баке взяли каждый по понюшке из табакерки папаши Мартино, тот последовал их примеру, и все трое принялись смаковать этот порошок, столь дорогой для Сганареля.

— А теперь скажите, — спросил папаша Мартино, — есть ли у вас газета?

— Нет.

— Если бы она у вас была, вы могли бы ее прочесть от начала до конца вместе с романом-продолжением. Если же вам необходимо нанести визит, то идите, а по возвращении вы найдете Фигаро и кролика на том же самом месте.

— Это великолепно, — сказал г-н Пелюш. — Можно мне подойти ближе?

— Настолько, насколько пожелаете. Только ступайте размеренно, иначе я ни за что не отвечаю.

Господин Пелюш шаг за шагом продвигался вперед и остановился на расстоянии трех метров от животного. Фигаро не двигался.

— Ну вот теперь, — произнес Мартино, — дело сделано, не правда ли? Вы довольны?

— Я в восторге! — ответил г-н Пелюш.

— А теперь утрите-ка нос этому разбойнику, и покончим с этим.

— Утереть нос? — переспросил г-н Пелюш. — Кому это?

— Когда мы говорим «утереть нос кролику», это значит выстрелом из ружья отсечь ему кончик носа. Вы ведь понимаете, что если стрелять в него отсюда, целясь в тело, то пуля будет подобна молоту, и от бедного животного останется одно лишь месиво.

— Понимаю, — кивнул г-н Пелюш, — понимаю. Решено, так оно и будет.

— Браво!

— Итак, момент наступил?

— Да.

— Я утру ему нос, — заявил г-н Пелюш, вскидывая ружье на плечо. — Говорю вам, я утру ему нос.