Разбоем-разнобоем свинец дробил по кормовому срезу, шлепками, звоном по железу, наверно попадая… пропадая в тех самых подозрительных портиках с торчащими 57-мм пушками, прежде чем…

И прежде чем успели дожать, дожалить, пушки пальнули… куце окутавшись невзрачным, белодымным, непонятно куда, попав ли?

Попав!

Но разбираться куда – потом!

А на этом – все!..

Догнали! Нос ледокола уже навис.

Профи-молодец-молодчина штурман выверенно, учитывая обоюдную скорость, отыграл руками-ручками на пять, на пять с плюсом, идеально бы…

Хотя ты поищи тот идеал! «Аполло-Пик» успел, вильнул «задом». Не так чтоб сильно и успел, не так чтоб сильно и вильнул, но…

Удар (все же удар, а как иначе) пришелся в скулу кормы под острым углом, скрежетом, содроганием сминая, проламывая стык борта-палубы.

А дальше знакомый аттракцион – махина ледокола полезла вверх, как в горку, давя, мостясь, прогибая верхнюю, главную палубы. В пулеметную какофонию вторгся противный до зубовного зуда скрежет, стон металла о металл!

Остается только представить, если кому из бриттов «посчастливилось» увидеть, как на траверзе образовалась в закручивающихся винтовых вихрях эфемерная летающая машина, пульсирующая чечеткой трассеров… а со стороны кормы из клубов дыма возник, что тот адский призрак, обрушившись зубастой пастью, кося свинцом из десятков пулеметов.

«Полный вперед», что был отдан на английском с характерным лондонским акцентом на мостике «Пика», еще бурлил воду под кормой, под брюхом крейсера.

«Ямал» подыгрывал винтами, не давая ускользнуть – держать, давить, пока вода не найдет себе пути, заливая внутренности жертвы.

«Пик» уже терял ход, горел, разгорался, после термобарических гранат «эрпэгэшек», после местных детонаций. Помимо дифферента навалившийся ледокол еще и кренил его на левый борт, сам начав медленно сползать из-за округлых обводов своего ледокольного корпуса.

– Соскальзываем, соскальзываем! – мычал штурман, как будто лично, на собственных плечах нес махину, и сам же отыгрывал ручками управления винтов, продолжая наседать, толкая монстр-ледокол вперед, тем самым разворачивая придавленного «британца» поперек.

Морпехи, набросав на баке гильз, пустых рожков, коробов, использованных труб от «шмелей», перебегали, смещались на левый борт, продолжая свое убийственное дело.

Избитый «Пик» медленно «беременел» водой, садясь на корму.

– Дойдет… – проговорил завороженным голосом Алексеев – предупредил: – Затопит котельные, вода дойдет до котлов… может рвануть.

Чертов смотрел на дифферентометр:

– Достаточно! Реверс.

Но корабль и судно разобрались меж собой сами – корма бронепалубника ушла под воду, «отпуская». И ледокол сполз, закачавшись полудрейфом, отходя, отдаляясь от места трагедии.

«Пик», избавившись от нагрузки, вдруг взбрыкнул последним «вздохом», подвсплыв многострадальным «задом» и уж затем кормой вперед продольно начал безнадежное скольжение в воду.

Агония на удивление длилась недолго, с полчаса. Пожар целиком охватил шкафут, высокий бак тонущего, не давая толком рассмотреть – лишь звуки, хлюпы, взрывы, крики, пока палубу окончательно не залило океаном, а остатки воздуха вырывались из различных отверстий, выбрасывая клокочущие фонтаны. Фигурки людей метались среди этой катастрофы, прыгая в воду, цепляясь за что попало.

И вот уж только торчком мачты, бурлит водоворотами, пузырится, комками-пятнами, головами-точками, мотает что-то по поверхности. Вскоре и это ушло с глаз, оставив спасательные круги, фрагменты деревянной обшивки, выживших и еще что-то не желавшее тонуть.

Где самым примечательным выделялся неведомо как оторвавшийся, расправившийся на волнах флаг Страны восходящего солнца.

* * *

По горизонту темнело, намекало, наливалось дождем… с севера, с востока, на юге и даже на ожидающем заката западе. Барометр падал, мелкодисперсная, незаметная человеческому восприятию влага уже давно гуляла в воздухе, тяжеля, прибивая дым все еще поддымливающей «Лены».

Когда, наконец, развеялось, пароход оказался совсем рядом, слегка скособоченный, перепачканный сажей, и только Андреевский флаг на кормовом флагштоке отчаянно плескался, стряхивая с себя котельную гарь.

– Враль Берлинский, – заметил кто-то из офицеров, – крен у него не больше десяти градусов.

Подано это было с нарочитой непринужденностью, кою, было бы у кого желание, легко удалось бы заметить. Да только до чужих ли рефлексий?

Учитывая, что хроноаборигены, те так будто «кирпичом по башке» – находились в состоянии основательного эйфорического… хм (!), и слово-то лучше русско-могучего тут и не вставишь! Если уж корректно, впору будет сказать «эйфорического озвездинения!»

Да! Именно так!

Навал, наезд, когда гора ледокола оседлала, пусть малый, но все же боевой крейсер придавив, смяв, словно корыто-тазик.

Невиданная скорострельная пальба с рук, из ручного оружия. Метание с плеча ракет, которые несли разрушения почище пятидюймовок… об оружии бы поговорить отдельно, но вот представилось внимательно и долго лицезреть летающую машину!

Не накоротке неожиданно (появилось чудо и исчезло в небе).

Не в дыму – не пойми что.

А вот так – поедом поедать-глазеть. Замерев приоткрытыми ртами, восторгаясь, крестясь.

С мостика… кто и биноклем подсуетился.

С палубы… с застрявшим в глотке окриком-приказом «стройси!» – жандармам и гвардейцам, сжимающим еще горячие «мосинки».

Так что смотрели не столько на воду, где разбросал свои останки крейсер, сколько прилипли взглядами к «здоровенному насекомому» – вертолет совершал странные (уж на чей взгляд) эволюции в воздухе, похожие именно на загадочные, непонятные для человеческого разума метания стрекозы. На самом деле было очевидно, что Шабанов просто кружит над местом потопления, осматривая, наверняка теша любопытство.

«Однозначно и рисуясь немного», – ни снисходительности, ни осуждения – данность… Чертов, без какого-либо эмоционального выражения, ровным с хрипотцой голосом выпростал:

– Шабанову возвращаться.

И все ж добавил раздумьями, недовольно водя головой, разминая шею:

– Лишь горючку палит.

А в голове отпускало:

«Не пойму – покачивает что ли это “Ямал” на океанских волнах, или тебя, Андрей Анатолич, чуть водит от хруста шейного остеохондроза? Или потряхивает нервически после всего? А? А ведь когда орудия на корме “британца” огонь открыли, признайся – сдрейфил слегка. За себя или за судно, аппаратуру… попади снарядом прямо в мостик? Сука-страх защемил где-то в районе живота, сползая, проваливаясь вниз, ухнув!.. А туда ему и дорога – в пятки гаду. Пик адреналинного возбуждения миновал. Отпустило. Почти. И “Пик” опустило. На дно. Сколько там глубины? Метров сто, больше…»