21 декабря, вторник.

Добавлю постскриптум и скажу, что сегодня самый короткий день в году, а также, по словам Л., первый день зимы. Но я хочу отметить несколько вещей. Вчера я ездила в Фарнем[403]. Сельское общество в автобусе. Молодой человек возвращался из города. Девушка с покупками.

– Хорошо провели день? Помочь вам с коробками?

– Нет! Вы можете убежать с ними.

Старые шутки. Ох уж эта деревня! Будто гигантский курятник. Повсюду полуразрушенные дома. Разбитые дороги. Грязная песчаная пустошь. Ужин с Кейсами. Красная лампа в виде собаки побуждает меня сказать: «Как романтична жизнь других людей!». Внезапно подают еду. Сцена, конечно, странная: Джанет не ест свои макароны, пока другие не закончат. После ужина мы сидим у огня; дверь, как обычно, приоткрыта. Выскочила мышь.

– Милая джентльменская мышь, – сказала я.

Эмфи в замешательстве.

– И что нам делать? Я только и думаю об этой мыши. Есть ловушки для крыс, но не для мышей же. Она кажется хитрой.

– Ну тогда заведи кошку.

– Да, звучит разумно – такова природа, в конце концов.

– Или оставь ее в покое.

– О нет. Мыши едят книги и разводят грязь. Боже, Джанет, лучше бы у нас не было мыши!

Встал вопрос, почему КМ неприлична. «Думаю, это так глупо, – сказала Эмфи. – С тем же успехом можно поговорить о мытье рук». Печенье и шоколад у моей кровати, на маленькой белой салфетке и т.д. Что еще? Ах да – соседи. Звонила мисс Леонард [неизвестная]. «Нечасто услышишь это имя. Но в Оксфорде есть сапожник по имени Леонард. Моему брату там сшили пару сапог. Его жене они не очень понравились, а-ха-ха-ха!» (смешок, похожий на звуки флейты). «Мистер Минчин[404] пишет рецензии для “Spectator[405]”» – это было сказано с большим трепетом. Пэррот [возможно, строитель] – красавчик… Пэррот – бездельник. Ох уж этот Пэррот… Пэррот установил раковину в передней кухне… Все обижают Пэррота. Эмфи обнаружила мед в «Bat’s Corner» – малоизвестное место.

Мы собирались поужинать с Нессой и остальными, но отложили; о боже – как я рада сидеть у камина. А была бы я еще больше рада, если бы жила в Лондоне?

1921

В среду 22 декабря Вулфы уехали в Монкс-хаус на Рождество и вернулись в Ричмонд 2 января, когда Вирджиния завершила Дневник IX следующей записью.

2 января, воскресенье.

(Впервые пишу «1921». Правда, это нужно писать не здесь, а на первой странице новой книги, но мы только что вернулись из Монкс-хауса, и я не могу ни на что решиться. Надо принять ванну и немедленно вымыть голову.) Хочу набросать заметки о светском рауте в Родмелле. Разговор с миссис Хоксфорд[406]. Жизнерадостная женщина с прыщом на кончике носа была одета в грязные меха горностая. Мы, джентри[407], сидели вместе; деревенщины расхаживали взад-вперед по комнате (школьный зал), натыкаясь на меня; торжественность; бездуховность. Ох уж эти бесконечно жалкие «вечеринки» бедняков! Во всяком случае, они не так плохи, как жены священнослужителей. Сначала миссис Хоксфорд с энтузиазмом рассказала мне, что из пекарни «Russell’s» прислали простой торт[408] вместо фруктового: «Вот как они обращаются с нами в деревне. Не пойду же я 7 миль, чтобы пожаловаться. Никто из нас не любит простые торты, никто его есть не будет. Сегодня мне пришлось испечь еще один. А иногда они плохо пакуют, да еще присылают в грязной бумаге, и все разваливается, стоит только развернуть…». Теперь без предисловий перейдем к горестям семейной жизни. Олив из Лондона, член форума[409], ни к чему не стремится и дает сейчас уроки танцев у мисс Баркер, «используя, разумеется, имя мисс Баркер. Леди Портарлингтон присоединилась. Но замуж она не выйдет: эти девушки не такие… А что же будет с ними в среднем возрасте? Мне это всегда интересно». Потом разговор о Боуэн. Ей почти 18 лет, а она не хочет укладывать волосы… «Что же мне делать? Девушке здесь жить скучно, нет подруг. Она слышала, как Олив говорит о Лондоне. Теперь и она уедет. Если Боуэн оставит меня, я вряд ли это вынесу. Я никогда не отправляла ее в школу, чтобы она не нервничала. Мы ездим в Брайтон[410]. Она любит лекции. Ей нравится химия. Олив велит ей читать “Times”. Мы не покупаем “Times”, равно как и мистер Эллисон. Он одалживает нам газеты с картинками. Но ей надо читать о политике, тогда она сможет разговаривать с людьми. Я вот почти не могу говорить с образованными людьми. Выкручиваюсь как могу. Ни с кем не вижусь. Все происходит без моего ведома». Она была в Лондоне и останавливалась у своих друзей в Западном Кенсингтоне, где выросла, а их дом выходит окнами на «Queen’s» [двор спортивного клуба]. «Всегда идет какая-то игра – я называю это идеалом». Она заставила Боуэн учиться теннису в Тонбридже[411]. «Но мы пробыли там лишь две недели – недостаточно долго, чтобы научиться. Она очень застенчива… Люди в Льюисе такие чопорные. Никогда ничего не происходит. Никаких теннисных команд. У мистера Бабингтона (ну, вы знаете людей лорда Монк Бреттона[412]) есть лужайка на Родмелл-плейс. Мистер Дюберли выгуливает там пони. Теперь это место заброшено». Я предложила ей книги, теннис и «Times». Такая изоляция, конечно, ужасна; это жестокое обращение с животными – держать женщину без увлечений одну в деревне, да еще на тортах. Да и в Лондон они с мужем поехать не могут, ведь там священники зависят от платы за место в церкви[413]. Мне придется их навестить. Нужно научиться быть вежливой с людьми. Да и приход у нас бедный. О, я ни слова не говорю против этого или людей… Вот только у нас уже семь лет нет дороги… Это ужасно…

Вирджиния начинает новую тетрадь (Дневник X). Титульный лист подписан:

Хогарт-хаус

Ричмонд

Январь, 1921

25 января, вторник.

Я ждала 25 дней, прежде чем начать новый дневник, и 25 января – это, к сожалению, мой 39-й день рождения, а не 25-й. Мы пили чай и подсчитывали расходы на печать Чехова; сейчас Л. складывает листы своей книги, Ральф ушел, а я, закончив переплетать дневник, выкроила несколько минут, чтобы сделать в нем первую запись. Я должна помочь Л. и не могу написать ничего торжественного. У меня кризис с «Джейкобом»; хочу закончить 20 тысяч слов, написанных с ходу, в исступлении. Нужно взять себя в руки и довести дело до конца. Завтра мы идем в «Cock Club[414]» и будем бок о