Какое у тебя авто? «БМВ»? «Опель Омега»? «Тойота Королла»? А у нас — новейшая «Батман Тандю». Модификация «Плие» и «Антраше». Не слышал? Еще бы: супер-модерн! Легкость, грациозность, прыгучесть…

Хочешь убедиться? Сели, поехали…

Отличная дорога, зеленый ландшафт, упитанные утки… Но вот вдалеке… что это может быть? Неразборчивое что-то… пятно… Приближаемся… Ага, рекламный щит на столбе! Ну-ка, ну-ка… что там у нас сегодня? Подъедем поближе… еще… еще… Бубух! — боднулись… Ах, чтоб вас, понаставили тут… Ну мы вам сейчас… Доставай монтировку, друг, разнесем это безобразие в щепки!..

Вот примерная схема развития событий в типовом житейском шоу «Под прицелом». Нет нужды заботиться о своем будущем: в нас целятся, надежно, со знанием дела. И, сколько ни увертывайся от вездесущего следящего снайпера, пуля неизбежно достанется нашему лбу.

ЧИТАТЕЛЬ. Непонятно все же, откуда возьмется пуля? Каким образом на чистой трассе может появиться пятно?…

Ну, скажем, так. Представь себе, что ты получил сотню поздравительных писем в связи с юбилеем. Листаешь их в свое удовольствие… и вдруг среди этого вороха — невзрачный конверт. Странно… Вскрываешь: ты оштрафован за какую-то чепуху, к которой абсолютно не причастен. Да и фамилия не твоя… Но письмо-то пришло тебе! И вот отправляешься по указанному адресу доказывать, что произошла ошибка… Распускаешь язык — тебя задерживают. Руки распускаешь — дают срок…

Вернемся к завязке этой трагикомедии: как в массе приятных писем могло оказаться то, «роковое», затягивающее в игру? Точно так же, как возникла сама игра, игротека. Ведь очевидно же, что общепит существовал не всегда, кто-то его придумал, изобрел… И если мы однажды сворачиваем со своего дочеловеческого маршрута, соблазнившись здешними кухонными ароматами, — путь протоптан. В бочке меда вполне может появиться ложка дегтя (и не одна) как «приправа» к нашему безмятежному существованию. То есть с трассой ничего не случилось — как была себе, так и есть, никакой деготь не повлияет на ее вкусовые качества… Но мы-то, выбрав именно этот привкус, смакуя этот «деликатес», перекрыли им все другие свои ощущения. Он стал главной для нас, можно сказать, единственной мерой жизни, ее ценности, смысла, вожделенной нашей мечтой и неусыпным кошмаром…

Конечно, можно было бы вспомнить, что мы сами определили себе этого киллера, сами назначили место встречи. И коль скоро она не представляет для нас уже интереса, что мешает отмахнуться от пули, как от мухи, и выйти из зоны обстрела? Ведь видно же, без телескопов и микроскопов видно, что ничего загадочного, озадачивающего в этом городке аттракционов нет. Если же и возникнет какой-либо «невзрачный конверт», цепляющий наше внимание, достаточно мельком глянуть на поздравительные письма, рассыпанные кругом (они же никуда не делись!), — и он утонет в их океане…

Но — легко сказать: вспомнить, глянуть… Нами овладевает странная забывчивость. Банальные, тысячекратно обнюханные вещи вдруг начинают интриговать своей… непостижимостью, мы смотрим на них, как алкаш на себя в зеркале. И, естественно, настраиваемся на сюрпризы.

Как происходит это смещение в нашем сознании? В принципе, толчок для него задается с момента начала мутации, когда мы зависаем над Землей. Наше бесформенное Я входит в материнское лоно, эмбрион осторожно нащупывает, примеряет чуждую человеческую форму… Это своего рода подготовительный, ясельный» этап перед более активным погружением в общепит.

Следующий период — школьный»: промежуток между рождением и ростом, достижением подростковости. Экспрессивная «намотка» черт, правил нашего окружения, формирование личности, социального сознания. И опять-таки все это — как бы впервые, критериев «хорошо-плохо» у нас пока нет, опираться на нечто определенное трудно…

Далее. Обучение в общих чертах завершено, наступает короткий период шлюзования от детскости к взрослости — «переходный» (Хотя краткость этого этапа относительна: у некоторых он, как и предшествующие периоды, затягивается на всю жизнь.) В эти годы мы «перевариваем», усваиваем полученную информацию, долепливаем свой характер, подготавливаясь к встрече с кулинарной общиной на новой, наиболее протяженной по времени волне.

Эта волна вскоре захватывает и несет нас к берегу, за которым когда-то опустится занавес жизни. Идет житейский «практикум». Здесь уже назвать себя незнайками — язык не поворачивается: мы сами теперь претендуем на статус учителей. Окружающим предъявляется для копирования наша сложившаяся личность. Но среда не очень спешит примерить на себе предложенное: сплошь да рядом мы наталкиваемся на неожиданности, пытаемся найти к ним ключ… То есть и сейчас держим равнение на неведомое, непознанное.

Итак, приземлившись в этом бистро (кафе, ресторане, столовке, буфете — ненужное вычеркнуть), мы движемся в направлении: «Иду туда — не знаю куда, найду то — не знаю что». Получается, долбить стены лбом — предпочтительнее,

нежели проходить сквозь них, как сквозь воздух: таковы условия игрового контракта, подписанного нами. Тем не менее сколько бы мы ни уверяли себя, что шиш-кукиш — несусветное вселенское явление, распознать в нем конфигурацию из трех пальцев проще, чем… Что и имеет смысл делать, если мы намереваемся вылечиться от нелепой устремленности к суициду.

Универсальное же и радикальное лечебное средство здесь — самообгон. Дочитывание житейского детектива в ускоренном темпе. Правда, действие этого детектива может развиваться по-разному: загадка разрешается в две минуты либо сюжет растянут на несколько серий. В большинстве своем народ обожает именно сериалы, где все запутывается до такой степени, что, кажется, концов уже не найти…

Затмение происходит постадийно — как лунное: перекрыт краешек ночного светила… чуть больше… половинка… почти полная мгла… Стадии соответствуют четырем периодам нашего игрового становления, описанным только что: ясли, школа, переход, практикум. Все бы ничего: ну поигрались в инфантилизм, ну приклеили к лицу сивую бородищу… Так ведь фокус в том, что хочется играть еще и еще. Десять раз, сто, тысячу… Дабы закрепить эффект, сделать его очевидным. Только в этом случае мы вправе рассчитывать на свою личную ячейку в социальной мишени. Боец с вышки уж точно заметит, не прозевает…

Повторение. Мать… нет, мачеха учения. Потому как оно, учение, не идет впрок. Чтобы оставаться самим собой, нужно как можно меньше твердить «дважды два». Предельно просто:

КАК МОЖНО МЕНЬШЕ ТВЕРДИТЬ "ДВАЖДЫ ДВА".