– Я накормлю ее. Вы можете идти.

– Я вполне могу поесть сама, – сказала Мэри. – И Джилл, конечно, останется при мне.

– Да, я помогу ей, милорд. – Джилл снова храбро взялась за поднос.

Себастьян холодно улыбнулся, так, что Джилл побледнела. Это случалось всякий раз, когда он улыбался.

– Я останусь со своей невестой и накормлю ее, – в голосе его послышалась нотка раздражения.

– Но я уже вполне отдохнула после дороги, – запротестовала Мэри.

– Не успокоюсь, пока не буду полностью в этом уверен.

Себастьян спокойно опустил поднос прямо Мэри на колени и, развернув, встряхнул салфетку. Он начал было заправлять ее Мэри за декольте, но та, резким движением выхватив у него салфетку, расправила ее и постелила у себя на коленях, сдвинув поднос дальше.

Она управляла своим раздражением так же, как и он своими торговыми операциями. У нее было слишком много общего с миссис Бэггот. Не только опыт по прекращению приставания благородных гостей, но и подозрительность и настороженность.

В болезни у нее открылась и новая черта. По пути из Шотландии она несколько смягчилась. Стала беспомощной. Ребенок, нуждающийся в заботливом уходе. И кто-то должен был о ней позаботиться.

Леди Валери для этого не годилась. Ее стихией было совсем другое. Она могла свести с ума кого угодно. Она могла провести юношу сквозь причудливый лабиринт высшего общества, но дети… дети бежали от нее, крича от страха. Нет, тут леди Валери – не помощница. Себастьян знал, что если он хочет, чтобы Мэри не ударила в грязь лицом в Фэрчайлд-Мэнор, ему следует постараться, чтобы она благополучно дожила до того момента, когда от нее потребуется полное напряжение всех ее сил и возможностей.

К собственному удивлению, ему доставляло удовольствие ухаживать за ней.

Себастьян нахмурился, ощущение такой зависимости досаждало ему.

Может быть, стоит завести какое-нибудь домашнее животное. Он явно чувствовал в себе потребность заботиться о ком-то.

Мэри сняла с подноса серебряную крышку. Со своей обычной аккуратностью она положила великолепно отделанный предмет на столик у постели и взглянула на свой ужин. В маленьком глиняном горшочке был пудинг. Спальня наполнилась смешанным ароматом сливок, яиц и корицы.

Сев на постель рядом с ней, Себастьян потянулся за ложкой. Успев схватить ее раньше, Мэри сильно ударила его ложкой по пальцам и приступила к еде.

Она сломала золотистую корочку, и новая волна аппетитных запахов распространилась по комнате. Попробовав, Мэри зажмурилась от удовольствия. Себастьян следил, как она смаковала пудинг, как она проглотила его и он проскользнул в ее нежное горлышко. Ее пышная грудь всколыхнулась, когда она вздохнула. Розовый язычок слизнул с губы прилипшую крошку.

Себастьян воображал себе, как этот глоток придает ей силу, возвращает румянец ее коже и блеск волосам.

Он представлял себе, как, покончив с пудингом, она откинется на подушки и станет отдыхать, сытая и довольная, пока он не разденет ее и не доставит ей удовольствие другого рода. Удовольствие, которое насытит ее душу.

Почти что с изумлением он осознал, что просто не в силах не овладеть ею. Он понял, что всегда ее желал. Леди Валери это сразу заметила. В какой-то момент он действительно позволил другим соображениям взять верх. Но она принадлежит ему. Быть может, не навсегда, но хотя бы пока они здесь, в Фэрчайлд-Мэнор.

У Мэри снова появился аппетит. Она наслаждалась вкусом и запахом еды. Восхитительный аромат пудинга почти что одурманил ее, заставил забыть, что за ней наблюдают.

А он всегда наблюдал за ней, вызывая у нее чувство тревоги и неуверенности в себе. Но Мэри намеревалась раз и навсегда отучить его от этой привычки. В конце концов, он всего лишь мужчина. Леди Валери уверяла ее, что мужчины легко поддаются обучению.

– Неплохое угощение для болящей, – сказал он.

– Хотите попробовать? – неожиданно для себя спросила она.

Он удивился такому предложению.

– По-моему, вам самой необходимо подкрепиться.

– Да, пожалуй. – У нее и в самом деле не было никакого желания делиться с ним. И все же на какое-то мгновение лицо этого человека смягчилось и глаза его затуманила нежность. А может быть, благодушие. А может быть, подумала Мэри, его просто распирали газы.

Но взгляд его со вниманием провожал каждое движение ложки от золотистой корочки до самых ее губ. Хотя у него и слишком тонкий вкус, чтобы удовлетвориться пудингом, но Мэри видела, что он, безусловно, голоден. В бытность ее экономкой ей доводилось кормить многих, так что глаз у нее был наметанный.

– У вас прямо слюнки текут, – сказала она. Этого, конечно, она видеть не могла, но зато, когда он смотрел ей в лицо, рот у него был слегка полуоткрыт, и кончик языка двигался за нижней губой.

– Я пошлю еще за одной ложкой, – предложила она.

– Не нужно. Я стану есть вашей.

Мэри еще не успела отодвинуть от него ложку подальше, как он схватил ее за руку. Открыв рот, он поднес ее руку с ложкой к своим губам. Лицо его утратило всякое выражение. Раздув ноздри, он жадно облизал ложку сначала изнутри, а потом, повернув руку Мэри за кисть, и снаружи.

Только мужчины могут превращать еду в наслаждение. Чтобы скрыть произведенное на нее впечатление, Мэри спросила:

– Откуда у вас этот шрам на руке?

Он взглянул на свои пальцы. По четырем из них пролегла глубокая дугообразная впадина, указательный палец был слегка искривлен.

– Мальчишкой я работал с лошадьми. – Все еще не отпуская ее руку, он заставил ее зачерпнуть и проглотить еще ложку. – Бывает больно, когда лошадь на тебя наступит.

Мэри попыталась хотя бы отдать ложку ему, но он не собирался ее брать. Он хотел держать ее за руку и принуждать ее – она просто поверить этому не могла – именно принуждать ее есть. Он поднес ложку к ее губам. Мэри сердито нахмурилась.

– Ешьте, – прошептал он, поглаживая большим пальцем нежную кожу ее кисти. – Вам необходима сила, которую дает пища.

Это было совершенно справедливо, но ее удивил его тон. Решив, что сопротивляться бесполезно, она проглотила еще ложку.

Уступив после этого ложку ей, Себастьян изменил положение. Теперь он полулежал у нее в ногах. Опершись на локоть, он улыбался ей своей самой противной улыбкой. Той самой улыбкой, которая говорила ей, что ему известно кое-что, чего не знает она.

Джилл громко кашлянула.

– Столько всего нужно гладить! – вздохнула она.

Себастьян, не обращая внимания на вздохи Джилл, улыбался, дожидаясь, пока Мэри покончит с пудингом. А она ела и размышляла, что он такое хотел ей сказать и для чего ему понадобилось принять такую интимную позу. Быть может, он хотел погубить ее репутацию? Так это ей и так было известно.