Жил в селе незаменимый валяльщик Николай Карманов. Валенки – в деревне без них и сегодня не обойтись зимой – мог свалять на любой фасон, изготавливал и для младенцев миниатюрные. Носкими были, крепкими, передавались из поколения в поколение. И доныне в зимнюю стужу многих жителей выручают. Труд валяльщика нелёгким был. Довелось мне как-то наблюдать за работой Николая. В жарко натопленной бане, в кожаном фартуке, он, засучив рукава рабочего халата, раскатывал шерсть на полке. Сто потов с него сходило. Но покажет просушенные и опалённые в печке новенькие валенки – радость и гордость в глазах светятся. Не валенки – игрушки.

А сельский кузнец Василий Дёмин нам, мальчишкам, казался добрым всемогущим колдуном. Вытащит длинными клещами из горна в пышущей жаром кузнице раскалённую железку и на наших изумлённых глазах превратит её по своему хотению в любую полезную вещь: угольник, подкову, скобу, топор, мотыгу, заступ или, чтобы позабавить мальчишек, в какую железную зверушку. Сноровкой обладал отменной; однажды я наблюдал за тем, как он менял подковы на ногах лошади – летние гладкие на зимние с шипами. «Давай левую!» – прикажет, и лошадь сама поднимает нужную ногу, понимая, что плохого кузнец ей не сделает.

Всегда с печалью вспоминаю бабушкин рассказ о разрушении церкви Ильи Пророка в тридцатые годы прошлого века. «Упал колокол на землю со стоном, который был слышен на дальней окраине…» Устроили в бывшей церкви клуб. Бабушка ни разу не появилась в нём, считая это кощунством. Так и воспитывался я – между бабушкиными религиозными поучениями и школьными атеистическими беседами. Конечно, пытался я вступать в бессмысленные «идейные» споры с бабушкой. Как-то заметил на Благовещенье, когда, по словам бабушки, «девица косу не расплетёт, птичка гнездо не вьёт», что прилетевшие недавно грачи как ни в чём ни бывало занимаются строительством. «Неслухов и у них хватает… – ворчала бабушка в ответ на мои приставания. – Не нами обычаи заведены, не нам их менять». Верное правило – секрет многовековой устойчивости деревенской жизни.

Какие потрясения пережило село, а вот приедешь на родину в начале весны – и среди опустевших, покосившихся избушек увидишь жилые, на подоконниках которых весело тянется к весеннему солнцу помидорная рассада. За изгородями на огородах заготовлены парники для огуречника и тыквенника. Войдёшь в избу – встретят тебя родные хлебосольным столом, выставят солёные и маринованные огурцы, помидоры да грибочки, ароматные яблоки антоновки – свежие и моченые, сало копчёное, варенье на любой вкус: яблочное, вишневое, сливовое, земляничное… Угостят душистым, бархатным домашним пивом, предложат стопку чего и покрепче, тоже домашнего. Всё своё, а что там – в покупном-то? Купишь творог, а он неделю в тепле пролежит и не скиснет – что это за творог? Куры вон купленные – яйца-то в крапиве снесут, то в рундук залезут, а то и на дороге нечаянно потеряют. Свои курята в родных гнёздах на сельнице несутся.

На пороге котёнок ждёт парного молока.

Слазишь по детской привычке в погреб – окунёшься в терпкий аромат моченых яблок и квашеной капусты, заберёшься по стремянке на подоловку – обволокёт тебя кружащее слегка голову облако летних запахов: сладкий – сушеных яблок, горьковатый – рябины, густой терпкий – трав лечебных, дурманящий слегка – хмеля. Не выветрился ещё здесь едкий запах дедушкиного табака.

Прибранный двор, блеющие овцы в поднавесе, жующие пахучее сено из яслей, сытое мычание коровы-кормилицы в хлеву, шебуршание кур на насесте в курятнике, гоготание гусей под крылечком… Будто и не изменилось ничего.

Оживает весной село, трудится до поздней осени. Надеяться не на кого. Зима спросит. Скотина, огород – забот невпроворот. От утренней зорьки до вечерней время деревенское исчисляется. Но и сидеть без дела – кручина потяжелее будет. С трудом даётся это постоянство.

Живучи и традиции древние. В них смешаны обычаи разных народов, живущих бок о бок издревле. От языческих времён сохранилось у местных жителей особое отношение к вязку на Бугре. Прежде два раза в год (в удюк) всё село от мала до велика на всю ночь отправлялось к нему – принести в жертву быка. Ночью его варили, а утром мясо сообща съедали.

До сей поры в селе сохранились давние обычаи: празднование Троицы в Старой роще, украшивание накануне христианского праздника наличников окон кустами клёна или берёзы, строгое соблюдение Духова дня, когда земля-матушка «именильница» и нельзя в этот день тревожить её, обкуривание дымком родившегося телёнка. На Троицу под стол надо обязательно положить кустики мяты, от злых духов помогают избавиться. Колядование, блины на Масленицу, проводы зимы, катание яиц по молодой траве на лужайке в Пасху, устройство качелей между деревьями. Сохранился особый способ варки тёмного домашнего пива в русской печи к праздникам.

Трепетно относятся жители к родникам. Самый последний человек в селе не решится бросить рядом с жёлобом пустую бутылку из-под пива или водки. В сенях у некоторых пожилых жителей увидишь на стене старое лукошко. В старину было поверье, будто в лукошке живёт злой дух Ирерхи. Молились ему, задабривали, чтобы не вредил людям. Сейчас не молятся, конечно, но на всякий случай лукошко не снимают. Не любят крестьяне порядки, установленные предками, менять. Зайдёшь навестить родных – увидишь то висящий в предбаннике на гвозде старый малахай прадедушкин, то торчащие в углу сарая двузубые вилы-бянки для ворошения сена, то забытый заржавленный рукомойник у колодца. По давней привычке привечают жители ласточек под крышами, обязательно прошлогодние скворечники к весне почистят и сладят новые, развесят в саду окошками, повёрнутыми на солнышко.

…И время в селе по-прежнему измеряется от утренней зорьки до вечерней.

Гребцы энергично работали вёслами. Виктор, всмотревшись вдаль, заметил какое-то судно, следовавшее за лодкой. Скоро они поравнялись. Виктор разглядел в нагнавшей их ладье богато одетого, с чалмой на голове, похоже, знатного моложавого мужчину восточной внешности и двух сопровождавших его воинов, вооружённых саблями.

– Кто вы и куда направляетесь? – обратился Виктор к сидевшим в нагнавшей их ладье.

– Я астраханский царевич Ядигер, – гордо ответил знатный мужчина. – Следую из Ногайской Орды в Казань. Меня пригласили на ханский престол люди князя Чапкуна Отучева. А кто таков ты будешь? Ты не похож на казанца. Из каких краёв прибыл?

– Я мирный человек, путешествую по разным краям, – произнёс Виктор нерешительно, не зная, что предпримут изготовившиеся к отпору воины царевича.

– Тебе придётся следовать за нами, мы не можем доверять случайному встречному. А твоих сопровождающих я должен пленить. – Ядигер дал знак своей страже, и те, связав гребцов, перевели их с лодки на ладью своего господина. – Нам надо незаметно пробраться в осаждённую войском Иоанна Грозного Казань. Если мы проникнем незамеченными в город, я сделаю тебя своим советником, а твоих людей отпущу на свободу. Хорошо ли ты знаешь восточные страны?

Виктор пожал плечами, не решившись ответить.

Воины царевича подцепили лодку Виктора за крюк к своей ладье.