Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Иллинойсский университет в Урбане-Шампейне
1991
– У нас сегодня кто-то заболел, поэтому вечером придется выйти на работу, – сказал Джонатан, когда мы шли домой с дневных занятий.
– О’кей.
Мое хорошее настроение испортилось, потому что я начала ждать пятницы, которую проводила с Джонатаном. Он работал барменом по субботам и воскресеньям, но последние пару недель мы зависали у него в пятницу вечером, играя в шахматы и целуясь. Мне нравилось, что он, похоже, не возражал против того, что мы никуда не спешим. Иногда мы читали книги, моя голова лежала у него на коленях, а он играл с моими волосами или гладил меня по голове. Джонатан начал понемногу избавлять меня от одиночества, с которым я сталкивалась каждый день, и время, которое я проводила с ним, подчеркивало, насколько лучше переживать какие-то мелкие события с кем-то, кто заботится о тебе не так, как соседка по комнате или члены семьи. В течение многих лет я ела обычные простые гамбургеры и никогда даже не допускала возможности, что есть их можно иначе, пока Дженис не дала мне один с кетчупом и я не поняла, насколько так вкуснее.
– Ты как кетчуп в моей жизни, – сказала я Джонатану однажды вечером по телефону, и он рассмеялся.
– Не знаю точно, что это значит, но если это сделает тебя счастливой, для меня большая честь быть твоей приправой.
И это тоже мне в нем очень нравилось. Он никогда не заставлял меня чувствовать себя глупо из-за странных фраз, которые слетали у меня с языка.
– Хочешь подождать у меня дома? Мы могли бы перекусить перед моей сменой, а потом я подброшу тебя к себе.
– Но тебя там не будет.
– Нет, зато там будешь ты, когда я вернусь домой, и я буду ждать окончания смены с нетерпением. Возможно, я довольно поздно вернусь.
– Все в порядке.
Я часто спала пару часов после полудня, а потому среди ночи подолгу не могла заснуть. Обычно я читала книгу, пока снова не устану.
– Тогда ладно. Я заеду за тобой через пару часов, и мы пойдем ужинать. Тебе нужно упаковать в сумку то, что тебе понадобится на ночь.
Он поцеловал меня на прощание, и я поспешила в общежитие, потому что мне нужно было о многом спросить Дженис.
В квартире Джонатана раздавалось много тревожных звуков. Полы скрипели всякий раз, когда кто-то из жильцов наверху ходил по комнате, и казалось, что они в любой момент могут провалиться сквозь потолок. Дул сильный ветер, и от сквозняков дребезжали старые рамы на окнах. Я провела вечер на диване, завернувшись в одеяло и каждые пять минут поглядывая на наручные часы.
Джонатан вернулся домой чуть позже полуночи. Я заснула и чуть не подпрыгнула от испуга, когда он положил руку мне на плечо и позвал:
– Анника.
Я несколько раз моргнула, потому что заснула при включенной лампе, и от яркого света у меня заболели глаза.
– Я не хотел тебя пугать.
– Привет, – сказала я.
Он улыбнулся.
– Привет. Я пойду приму душ. Я быстро.
Я ненавидела то, как от Джонатана пахло после работы в баре, особенно запах сигаретного дыма, который лип к его коже. Он тоже ненавидел запах и говорил, что всегда принимает душ, как только приходит домой. Джонтан поцеловал меня, и я почувствовала, что он выпил за смену пару бутылок пива, но я была не против.
Он запер дверь и выключил свет на кухне.
– Почему бы тебе не подождать меня в моей комнате?
Ванная комната находилась через коридор. Я слушала, как бежит вода, и думала о том, что Джонатан там голый. К его телу я чувствовала то же самое, что и к его лицу: я знала, что там будут изгибы, которые я тоже найду приятными. Еще он был сильным, и мне нравилось наблюдать, как напрягаются его бицепсы, когда он поднимает что-то тяжелое.
Я сидела, скрестив ноги, на его кровати, когда он вернулся в комнату. На нем были футболка и спортивные штаны, и он вытирал мокрые волосы полотенцем. Джонатан сел на кровать, наклонился и поцеловал меня. Вкус пива сменился вкусом зубной пасты, и от него так приятно пахло.
– Ты устал? – спросила я.
– Совсем нет. А ты?
– Я спала последние три часа.
– Чем хочешь заняться? – спросил он, уткнувшись носом мне в шею так, что я почувствовала нечто новое, но неожиданно приятное.
– Мы могли бы сыграть в шахматы.
– Хочешь поиграть в шахматы?
– Может быть, совсем недолго.
Последние несколько раз, когда мы с Джонатаном целовались, его руки блуждали в новых местах, и наши тела были так тесно прижаты друг к другу, что между ними ничего не поместилось бы. Я чувствовала то, чего никогда ни с кем не чувствовала. Я знала, что меня ждет, и хотела, чтобы это случилось. Просто хотела сделать все правильно. А шахматы как всегда успокоят мои нервы.
– Все в порядке. Мы можем поиграть в шахматы. – Джонатан сидел, наклонившись ко мне, положив руку мне на колено, но теперь быстро выпрямился.
Я смотрела, как он вышел из комнаты, а потом вернулся с шахматной доской, которую мы поставили между собой на кровать. Единственным источником света в комнате была лампа на ночном столике, и я почувствовала себя спокойнее. Теперь, когда Джонатан был дома, дребезжание стекла в рамах, казалось, исчезло, а остальные обитатели дома, должно быть, легли спать, потому что сверху не доносилось никаких звуков. Часть моей нервозности рассеялась, сменившись ощущением счастья.
Джонатан дал мне белые фигуры, так что я сделала первый шаг. Только много лет спустя я поняла это, но шахматы стали для нас прелюдией, и танец соблазнения мы начали, когда впервые играли вместе в студенческом союзе. Его сосредоточенность приводила меня в восторг, потому что он хотел выиграть так же сильно, как и я. Когда мы играли, в нас обоих была какая-то безжалостность, и это выражалось в том, что в игре мы оказывались на равных. Мне никогда не приходилось беспокоиться о том, чтобы сказать что-то не то, когда мы играли. В шахматах я разбиралась.
Я допустила неосторожную ошибку, из-за которой мне предстояло изводить себя еще несколько дней, и Джонатан взял мою ладью и поставил по свою сторону доски.
С самого начала партии Джонатан наклонялся и целовал меня каждый раз, когда брал одну из моих фигур, и на этот раз он оттянул воротник моего свитера в сторону и провел губами от моих губ до подбородка вниз по шее и, наконец, поцеловал мою ключицу.
– Все хорошо? – спросил он.
– Да.
– Каждый раз, как будешь проигрывать ход, я буду делать это снова.
– Я не проиграю, – сказала я, потому что верила в это.
Но потом я поняла, что хочу, чтобы Джонатан продолжал это делать. Недостаточно, чтобы проиграть нарочно, потому что концепция преднамеренного обмана никогда бы не пришла мне в голову. И только на следующий день, когда я рассказала о случившемся Дженис и она спросила меня, не было ли у меня искушения проиграть нарочно, я поняла, что могла бы притвориться.