Ненавижу его!

– Я прошу прощения, мама. Я… я задумалась о книге по внеклассному чтению и прослушала вопрос учительницы.

– Чтобы больше такого не было, Кэлпурния. Понимаю ещё, мальчишки. Но ты! Такое поведение – пятно на репутации семьи.

– Это несправедливо, – выпалила я.

Тяжёлое молчание. Ой. Все смотрят на меня, даже дедушка. Вдруг дед откинул голову назад и расхохотался. Вот так сюрприз! Теперь все глядят на него. Громкий, весёлый хохот, не какое-то там старческое хихиканье. Только что подвески в люстре не звенят. Я чуть тоже не засмеялась.

– Девочка права, Маргарет, – сказал дед. – Передай, пожалуйста, соус.

Напряжение спало, теперь мне вряд ли грозит наказание. Гарри подмигнул, а Ламар показал мне язык. Но, конечно же, блюстители дисциплины за столом этого даже не заметили.

После ужина я попросила Тревиса снова показать мне котят, и мы отправились в сарай, где усталая Мышинда, устроившись на соломе, караулила своё пушистое семейство. Котята ползали по ней, натыкались друг на друга.

– Понимаешь, Кэлли, Джесси Джеймс – самый лучший. И урчит громче всех. Его издалека слышно.

Тревис поднял котёнка, сунул его за клапан комбинезона. Уютно устроившись, котёнок громко-громко заурчал. Небывалая сила звука для такого размера.

– Ты уверена, что Лула его не выберет?

– Конечно нет, Тревис, она не такая.

– Правда она милая?

– Послушай, Тревис, – вздохнула я. – Ты же знаешь, что Ламар и Сэм Хьюстон тоже на неё заглядываются?

– Да ну?

– Просто хотела тебя предупредить.

– Небось на неё многие заглядываются.

Интересная мысль. Я присела на солому и погладила Мышинду. Ей, наверно, приятно.

– Тревис, а ты-то на неё заглядываешься?

– Выходит так.

– И тебя не огорчает?..

– Что? – Он почесал котёнку шейку.

– Что Ламар и Сэм Хьюстон…

– А чего тут огорчаться. – Он снова уставился на котят. – Если не считать Джесси Джеймса, какой из них самый лучший? Бэт Мастерсон, да? Как ты думаешь?

– Это который?

– Рыженький. У него глаза, как у Лулы. Вроде зелёные, а вроде и голубые. Видишь? Хорошо бы она его выбрала.

Он протянул мне протестующего котёнка. Правда, глазки у него – а может, у неё – такого же цвета, как у Лулы.

– Тревис, а тебе Лула нравится, потому что у неё глаза как у кошки?

– Что ты, Кэлли, какая глупость.

– Так что насчёт Сэма Хьюстона? И насчёт Ламара?

Он только взглянул удивлённо, ясно, что понятия не имеет, о чём это я. Ничего, подрастёт – поймёт.

– Не бери в голову, – успокоила я брата. – Всё равно твои котята лучше всех.

Утром я пошла в школу с Тревисом, подождав, пока братья уйдут вперёд. Лула встретила нас на мосту. На ней был белый передничек и тёмно-зелёный бант. Теперь глаза у неё были совсем как у Бэта Мастерсона. Она, похоже, искренне обрадовалась моему братишке. Они снова принялись болтать о кошках, собаках, лошадях, школе, Хеллоуине, Рождестве и тому подобном. Подумать только, что у двенадцатилетней девочки может быть общего с десятилетним мальчиком? Никогда бы не подумала. К моему немалому облегчению, братья к Тревису больше не приставали.

Но после школы всё пошло из рук вон плохо. Тревис снова пристроился рядом с Лулой, но на этот раз рядом оказался и Ламар. Я шла чуть впереди, но затылком чувствовала угрозу.

– Привет, Лула, – сумел наконец вставить слово Ламар. – Хочешь, понесу твои книжки?

И Лула, и Тревис покраснели.

– Спасибо, Ламар, – она протянула ему связку книжек.

– Зачем ты якшаешься с младенцами? Куда лучше компания настоящего мужчины вроде меня, – и он показал ей мускулы. – Во, потрогай.

Ох, Ламар. Зачем же так? Бедный Тревис, бедная Лула.

– Я не младенец, – Тревис сорвался на визг, и сразу стало понятно: младенец и есть.

– «Я не младенец», – передразнил Ламар.

– Оставь его в покое, Ламар, – вмешалась я. – Зачем ты к нему пристаёшь?

– Точно, младенчик, за тебя сестричка заступается. Сосунок.

Это уж слишком. Тревис, всегда самый мирный из братьев, уронил книжки, бросился на Ламара и что было силы его толкнул. Ламар покачнулся, книжки Лулы и ведёрко из-под завтрака упали на землю, но на ногах он удержался, хотя зашатался, как пьяный матадор. Он опешил от такого неожиданного нападения, но нисколько не пострадал. И снова заорал:

– Младенец!

Тревис уже чуть не плакал. Он развернулся и со всех ног помчался домой, поднимая клубы пыли.

– Младенчик! Трусишка! – орал ему вслед Ламар.

Но я знала, что Тревис бежит не потому, что испугался. Нельзя же опозориться и заплакать перед Лулой. Как младенец.

Повисло неловкое молчание. Я подобрала книжки Тревиса.

Лула кашлянула и пробормотала:

– Я домой. Пока.

И, прежде чем Ламар успел ей помочь, она собрала свои учебники и побежала. Длиннющая коса так и моталась по спине.

– Эй, Лула! – кричал вслед Ламар. – Эй, Лула!

Но она даже не обернулась.

– Ламар, – сказала я, – ты иногда просто невыносим.

– О чём это ты? Он на меня напал. Толкнул, ударил.

– Ничего подобного. Я всё скажу маме.

– Доносчица.

– Гадина.

– Ябеда-корябеда.

– Подлый тип.

– Не хочу с тобой идти.

– Ну и не надо. Я тоже не хочу.

– Я пойду первый.

– Нет, я первая.

– Ну и вали!

Но мы уже, сами того не заметив в пылу ссоры, дошли до дома.

В нашей семье ябед и доносчиков не жаловали. Уж не знаю почему. Я вошла в дом, обдумывая, что лучше – сказать или не сказать. Но решать не пришлось – мама позвала меня из гостиной.

– Кэлпурния, пойди сюда и объясни, что приключилось с Тревисом.

– Может, лучше Ламара спросить?

Брат как раз пытался проскользнуть мимо незамеченным.

– Ламар, пойди сюда и объясни, в чём дело, – потребовала мама.

Тревис сидел на ковре у маминых ног. Лицо зарёванное и красное. Он бросил на Ламара уничтожающий взгляд.

– Что случилось в школе? – мама кивнула на Тревиса. – Он ничего не говорит.

Ламар удивился. Такого он не ожидал.

– Ламар!

Молчание. Ламар смотрел себе под ноги и ковырял ботинком ковёр.