Больно было смотреть на жену технолога, остриженную почти наголо – радиация впиталась ей в волосы; а у сынишки развилась лучевая болезнь. Лица этих несчастных глубоко тронули меня.

Зимой 1961 года я отложил «морской» роман и начал новую работу – «Немножко пыли». Я задумал объемное произведение о том, как утечка радиации повлияла на семью заводского специалиста Барни Старка и его жену Карен. После многих разочарований Карен наконец-то ждет первенца. Как общество отнесется к зараженной семье? Как будет протекать беременность молодой женщины, мучимой страхом, что она родит мутанта? Замечу, что в то время УЗИ беременным еще не делали.

Обычно, пока я занят романом или повестью, идеи появляются в нерабочие часы. За пишущей машинкой мне остается только аранжировать их. Едва произведение печатается, я перехожу к другому делу и считаю удачей, если оно связано с литературным творчеством. Но в тот раз я обнаружил странное. Мои мысли крутились вовсе не вокруг зараженной семьи. Нет, меня преследовал образ Чарли Гордона.

Даром что я задвинул морскую тему ради набросков по теме радиоактивной, даром что придумал роману новое название – «Заразный», – я не мог отделаться от Чарли. Незваными и непрошеными являлись сцены его детства, воспоминания о родителях, о сестренке, которая развивалась без отклонений, о событиях отрочества и юности. Все это я наскоро записывал – и прятал подальше. Я не хотел отвлекаться от романа о радиации; теперь он у меня назывался «Прикосновение Мидаса». На тот момент я уже представлял, какие штучки способно выкинуть писательское воображение. Вот ты сидишь себе спокойно, пишешь; все идет по плану. И вдруг возникает некая идея. Она тебе нравится, ты уверен, что она гораздо лучше той, над которой ты работаешь. Идея прямо-таки взывает: «Перенеси меня на бумагу!» Но едва ты ведешься на этот вопль, появляется еще одна идея, удачнее первой. За ней – третья, четвертая, пятая… Охнуть не успеешь, как угодишь в ловушку, запутаешься в сетях незаконченных работ. Откуда я знаю? Просто у меня их, работ этих, несколько дюжин. Засохли они или просто дремлют в ментальном погребке? Не определю, пока не попытаюсь пересадить их в хорошо освещенное место.

Я гнал Чарли Гордона – он не слушался. Он требовал внимания. Однажды летним днем я сидел за пишущей машинкой – и вдруг меня осенило. Став гением, Чарли просто должен вспомнить все свое детство. Но как ему воспринимать детство до эксперимента? Разумеется, для Чарли прошлое затянуто туманом, в разрывах которого иногда промелькнет сценка-другая – и снова сгинет. Допустим; но каким же образом Чарли-гений восстановит целостную картину?

Вот это вызов так вызов.

Руки чесались взяться за работу, хотя нельзя было откладывать роман о радиации (теперь он назывался просто «Прикосновение»).

Во мне уже развились самые мрачные предчувствия относительно ребенка Барни и Карен Старков. Конечно, малыш родится мутантом.

Вконец отчаявшись, я написал вступительную главу «Прикосновения» – и набросал план работы над рассказом «Цветы для Элджернона». Я намеревался переделать его в настоящий роман.

За что же взяться в первую очередь?

Сам себе я сказал: доработка рассказа не займет много времени. У меня есть идея, сюжет, персонажи, угол зрения, нарративная стратегия – промежуточные отчеты Чарли. Поскольку речь идет всего-навсего о набирании объема, о дополнительных эпизодах и подробностях – следует сначала заняться «Цветами». Учтем вдобавок, что «Цветы» получили премию Хьюго – значит, сам я вполне могу получить аванс от издателя.

Словом, я задвинул «Прикосновение» до лучших времен. Выслушав план доработки «Цветов», издатель предложил мне контракт на роман с авансом в шестьсот пятьдесят долларов. Если рукопись издателя не удовлетворит или если я не уложусь в назначенный срок, я обязан буду вернуть всю сумму. Прежде я никогда не бывал связан столь тесными рамками. Я понял: понадобится свободное время.

Я слыхал об авторах, которые успевали печататься и параллельно вести литературные факультативы в колледжах и университетах, имея всего-навсего степень магистра. Ставка в высшем учебном заведении будет означать отказ от постоянной штатной должности и учительской лицензии в Нью-Йорке. Взамен я получу от шести до девяти учебных часов в неделю.

Я разослал не меньше сотни запросов в колледжи по всей стране. Претендовал на должность преподавателя. Ответ я получил всего один (если не считать ответов с отказами). Меня соглашался принять государственный университет Уэйна в Детройте. Предлагали контракт на четыре года. Невозобновляемый. Без зачисления в штат. Требовалось читать лекции по литературе и писательскому мастерству. За мной закрепят два класса, занятия будут дважды в неделю по три часа. Плюс конференции.

Решение далось нелегко. Терзаясь, я сам себе цитировал Шекспира:

Шекспир прав: время приспело. Следовало рискнуть. Я уверял себя, что справлюсь быстро – надо ведь всего-навсего раскормить рассказ до объемов романа. Вот раскормлю – снова займусь «Прикосновением».

У коллеги я купил древний автомобиль; в него поместились почти все наши пожитки. Воодушевленный женой и двумя авансами (за еще не снятый фильм и еще не написанный роман), я усадил Орею и трехлетнюю Хиллари, и мы тронулись в путь.

Проезжая туннель Линкольна, я вспомнил мистера Очса из «Нью-Йорк таймс». Как он там советовал своему сыну и мне?

– На запад, Чарли; на запад! – выкрикнул я. – «Цветы для Элджернона» – или полный крах!

В течение двух следующих лет, пока я преподавал в университете Уэйна, «Цветы для Элджернона» вырастали в роман. О Чарли Гордоне я жаждал прояснить очень многое (в том числе для себя самого), однако действовал с оглядкой. Рассказ вызвал широкий резонанс, и я мучился опасениями, как бы в моих усилиях по доработке публика не заподозрила неблаговидных намерений. Однако выбора не было. Я находился под давлением Чарли.

Персонажей, в рассказе только упомянутых или намеченных пунктиром, я снабдил деталями и раскрыл в целых сценах. Фабрику по производству упаковки, где Чарли работал, я счел неподходящим фоном – слишком тусклым, слишком невыразительным. Да, конечно, я использовал личные впечатления – ну и что с того? Роману требовались запоминающиеся картины и специфические запахи. Опять же – взятые не с потолка, а из собственного опыта.

Я просмотрел старые записи и обнаружил наброски, связанные с пекарней. Вот и место работы для Чарли.