— Рейчел!

— Ну что Рейчел? Это история!

— История пишется победителями, а победит, уж поверь мне, Север.

— Рианнон, где же твоя объективность?

— Прости, но гибель мужа заставила меня отказаться от такой роскоши, как объективность…

Рейчел не нашлась, что ответить, а потом просто сказала:

— И все-таки хорошо, что с нами доктор…

— Мятежник, разбойник и злодей, — холодно возразила Рианнон. — И если мне подвернется еще случай, я обязательно сдам его в руки властям. Живым или мертвым.

Джулиан услышал плеск воды. Рианнон, очевидно, дала понять своей родственнице, что разговор окончен и что она хочет наконец умыться.

— Ты несправедлива…

— Перестань, Рейчел…

— Почему ты не замечаешь простых вещей? Он вовсе не такой ужасный, каким ты его описываешь! Раскрой глаза! Он же помогает тебе. Наверное, ты просто его боишься. — Рейчел помолчала. — Или влюбилась!

— Хватит!

— А почему?

— Потому что идет война. И впереди будет еще очень много крови и смертей. Не время говорить о всяких глупостях. Это просто неприлично. А теперь, пожалуйста, оставь меня одну. Кофе уже готов? Господи, бекон… Я хочу есть!

До Джулиана тоже донесся запах бекона, от которого у него потекли слюнки. Только сейчас он понял, что порядком проголодался. А Рианнон… Как странно, он мог лишь слышать ее голос, но ему казалось, что он видит ее лицо, его выражение, красивые зеленые глаза. В них холод, неприязнь. Какая перемена… Ночью они были совсем другие. А потом она еще доверчиво прижималась к нему, а он кутал ее в одеяло и гладил по волосам.

Но теперь день, и теперь все по-другому.

Итак, она сказала, что если у нее будет случай, она обязательно повторит попытку донести на него. Прекрасно. Остается лишь сделать так, чтобы этот случай ей никогда не представился…

И уж он об этом позаботится!

— Капитан Маккензи?

Брент Маккензи, полевой хирург в составе дивизии генерала Лонгстрита армии северной Виргинии, сидел за столом в своей палатке и наводил порядок в регистрационных журналах.

Услышав свое имя, он поднял голову.

У входа в палатку стоял полковник Сэмюэл Уэйгер, личный адъютант генерала Гилда, начальника медицинской службы армии. Брент начал было вставать, но Уэйгер остановил его жестом. Подойдя к столу капитана, он сам опустился на низенькую деревянную табуретку.

— Все пишете? — спросил он.

— Это моя работа, — ответил Брент.

— Ну да, ну да… Кстати, я читал вашу очередную критическую статью. Лихо.

Брент вежливо улыбнулся. На войне он не писал статей, зато одно за другим составлял письма, которые отсылал по различным вышестоящим инстанциям. Он не мог поступить иначе. Самые серьезные потери конфедераты несли вовсе не от огня противника. Порой Бренту казалось, что, даже если бы северяне вообще не вели боевых действий, армия конфедератов продолжала бы таять на глазах. Больше всего народу умирало от инфекционных болезней. Брент не мог смотреть на это равнодушно. Он писал и в конгресс, и на имя главного хирурга вооруженных сил Конфедерации Джеффа Дэвиса, и на имя других начальников, которые были в силах помочь… если бы захотели. Для начала требовалось качественно улучшить питание солдат и наладить доставку чистой питьевой воды. Одно это уже возымело бы фантастический эффект. Брент состоял в оживленной переписке со своим двоюродным братом Джулианом, который также верил в то, что потери армии можно резко сократить, улучшив санитарную обстановку в полевых лагерях. Джулиан сражался в ополчении Флориды, а Брент, находившийся в Чарлстоне в тот момент, когда Южная Каролина объявила о выходе из единого государства, вступил в ряды регулярной армии конфедератов.

Впрочем, Бренту было чем гордиться. Когда позволяла обстановка, он спасал не только жизнь тяжелораненых, но и их конечности. Ставил на ноги больных, ловко справлялся с начинавшимися эпидемиями. Однажды он таким образом уберег от гибели целую роту. И бывали даже времена, когда Брент радовался тому, что судьба его повернулась именно так, а не иначе, когда осознавал, что делает действительно благое дело. Он отчаянно скучал по дому, по семье, по Югу. Брент давно привык ко всем мерзостям и ужасам войны. Он уже не падал на землю в панике, когда над головой со зловещим свистом проносилось ядро. У Брента не тряслись колени, когда он возился с ранеными в полевой операционной, ожидая, что в любую минуту в палатку может ворваться озверевший от сражения враг. Какими бы ничтожными порой ни казались его отчаянные усилия, он свято верил в то, что помогает страждущим, и это наполняло его жизнь смыслом.

Уэйгер явно ждал ответа и не удовольствовался вежливой улыбкой капитана.

— Какую статью? — спросил Брент, откинувшись на матерчатую спинку стула. Его вдруг охватило смутное беспокойство. Зачем к нему пожаловал адъютант генерала?

— Хорошо-хорошо, не статья. Письмо. Невелика разница, если говорить о содержании. Вы адресовали его, если не ошибаюсь, самому генералу Ли.

— Ах это…

Он был не рад, что о его конфиденциальном послании главнокомандующему знает так много посторонних.

— Мне очень понравились ваши рассуждения о том, как следует ограничивать распространение инфекционных заболеваний. Частично вы, кажется, опирались на данные, полученные от вашего кузена, не так ли?

— Джулиана Маккензи.

— Вот именно. Из вас обоих вышли бы блестящие ученые.

— Дело не в науке. Я просто выполняю свой долг.

Сэм Уэйгер усмехнулся.

— Ну, это понятно… Вы вообще выдающийся молодой человек, капитан Маккензи. Кстати, и кузен ваш тоже. В вас обоих есть что-то такое…

Брент кашлянул. Ему стало не по себе.

— Что же?

Уэйгер устремил на него неподвижный взгляд.

— В ваших жилах течет индейская кровь, капитан. Не так ли?

Куда он клонит? Да, в жилах Брента текла кровь семинолов, и он никогда не скрывал, но и не подчеркивал этого. От индейцев Бренту достались волосы, прямые и черные как вороново крыло, а также высокие и широкие скулы и чуть отливавшая бронзой кожа. Ну и что?..

— Мой отец — индеец по матери, — ответил Брент.

— Семинол?

— Так точно.

Уэйгер довольно усмехнулся и сложил руки на груди.

— Вот видите!

Брент вновь опустил глаза на свой журнал, но сосредоточиться уже не мог.

— В каком смысле?

Он давно знал Уэйгера. Тот никогда не обсуждал его индейские корни и никогда ни на что не намекал в этой связи.

— Вы хороший врач. Вам помогает ваше происхождение. Отчасти.