Глядя на ее полуоткрытый рот и развевающиеся волосы, Арчери почему-то именно сейчас вспомнил, что она была моделью.

Они въезжали в деревню. Около дюжины коттеджей и пара больших зданий среди зеленого простора; там была маленькая гостиница, и сквозь массу темной зелени Арчери разглядел очертания церкви.

На кладбище вела узкая калитка, рассчитанная на одного человека. Викарий следовал за Айд и нес розы. Место было тенистое и прохладное, но неухоженное, и некоторые из старых могильных камней опрокинулись в путаницу крапивы и колючего кустарника.

— Сюда, — сказала она, сворачивая на левую дорожку. — Не следует обходить церковь против часовой стрелки. Считается, что это приносит несчастье.

Вдоль дорожки росли тисы и падубы. Под ногами лежал песок, но все же было зелено от мха. Церковь оказалась очень старой, построенной из грубо обработанных дубовых бревен. Сама красота древности.

— Это одна из старейших деревянных церквей в округе.

— В моем графстве есть похожая, — сказал Арчери, — в Гринстеде. Думаю, это девятый век.

— Она посвящена чему-то «Девяти…». Хотите посмотреть в глазок для прокаженных?

Опустившись рядом с ней на колени и наклонившись, он посмотрел через небольшое треугольное отверстие в цокольной части деревянной стены. Хотя такое викарий видел не в первый раз, ему больно было думать об отверженном, «нечистом», который пришел к этой крошечной решетке и, прослушав мессу, получил на язык кусочек хлеба, который, как многие верят, является частью Тела Господня. Это навело его на мысли о Тэсс, тоже отверженной, приговоренной, как и прокаженная, к незаслуженной болезни. Внутри он видел небольшой, выложенный камнем проход, Деревянные скамьи и кафедру проповедника с вырезанными ликами святых. Он вздрогнул и почувствовал трепет Айд.

Оба стояли на коленях рядом, вплотную друг к другу, под тенью тиса. У него появилось странное чувство, будто они совершенно одни в мире и заброшены сюда волею судьбы. Он поднял взгляд и, повернувшись к ней, встретился с ее глазами. Вместо ожидаемой улыбки Арчери увидел серьезное, удивленное и испуганное лицо. Он и сам почувствовал, не пытаясь анализировать, те же эмоции, что и в ее глазах. И еще аромат роз: опьяняющий, свежий и невыразимо приятный.

Потом он быстро поднялся на ноги, слегка смущаясь малоподвижности колен. Она живо взглянула на него:

— Посмотрите внутри, пока я положу цветы на могилу. Я недолго.

Викарий тихо пошел по каменному проходу и остановился перед алтарем. Кто-то, глядя со стороны, подумал бы, что он атеист, таким холодным и оценивающим был его взгляд. Священник еще раз оглядел непритязательную маленькую купель, таблички с надписями на стенах, бросил две полукроны в ящичек и оставил свое имя в книге записей. Его рука так дрожала, что подпись была похожа на подпись очень старого человека.

Когда он снова вышел на кладбище, то Айд нигде не увидел. Надписи на старых камнях были попорчены временем и непогодой. Викарий прошел в новую часть кладбища, читая последние послания родственников своим усопшим.

Когда он дошел до живой изгороди, за которой начинался луг, его взгляд упал на свежее имя, показавшееся ему знакомым. Грейс, Джон Грейс. Он задумался, роясь в памяти. Совсем еще недавно он ассоциировал бы это имя с великим игроком в крикет, но то была явно не его могильная плита. Конечно, это тот мальчик, которого убили на дороге. О нем вспоминал Уэксфорд, что он умер без покаяния. Старший инспектор говорил об этом в суде. «Должно быть, не больше двадцати…»

Арчери вгляделся в надпись на камне:

«Священна память о

ДЖОНЕ ГРЕЙСЕ,

скончавшемся

16 февраля 1945 года

на двадцать первом году жизни.

Иди, пастушок, к вечному покою;

Твоя история поведана.

Агнец Божий собирает

Пастухов к своему стаду».

Это явная цитата, но Арчери не помнил откуда. Он оглянулся на подошедшую Имоджин Айд. Тень от листвы играла на ее лице и украшала волосы таким узором, что казалось, будто на них наброшена шелковая вуаль.

— Задумались о собственной смертности? — серьезно просила она.

— Наверное. Это интересное место.

— Я рада, что представился случай показать его вам. Я очень патриотична — если можно так сказать — по отношению к моему краю, хоть и не бываю здесь подолгу.

Он безусловно понял, что она готова предложить себя в качестве гида по местным достопримечательностям, и быстро сказал:

— Завтра приезжает мой сын. Мы вместе все обследуем.

Она вежливо улыбнулась.

— Ему двадцать один, — немного некстати добавил он.

Она высадила его у «Оливы и голубки». Они коротко попрощались, и он отметил, что Айд не выразила никакой надежды или желания встретиться снова. Ему не захотелось даже чаю, и он поднялся к себе.

И если он прежде не распорядился своим имуществом, предупредите его, чтобы мог выразить свою волю… для большего облегчения своей совести и спокойствия исполнителей его воли.

Посещение больных

— Ты, кажется, не очень продвинулся, сказал Чарльз. Он сидел в кресле и оглядывал холл. Девушка, орудовавшая полотером, находила Чарльза с его длинными светлыми волосами очень красивым. Она решила поработать в зале больше, чем обычно. — Великое дело такая аккуратность, как здесь. У нас давно этого нет. Я стартую на пивоваренном заводе в понедельник. — Чарльз легко менял темы разговора. — Уверен, есть что-то подозрительное в этом парне Примьеро, Роджере Примьеро. Я вчера вечером позвонил ему перед тем, как ехать сюда, и уговорился встретиться с ним сегодня в половине одиннадцатого утра.

Арчери посмотрел на часы. Почти десять.

— Тогда тебе лучше идти. Где он живет?

— Видишь? Вот если бы я был на твоем месте, то это разузнал бы первым делом. Он живет в Форби-Холл. Предполагаю, что он воображает себя лордом, владельцем поместья. — Он посмотрел на отца и быстро сказал: — Хорошо бы, если бы у меня была машина.

— Полагаю, да. Что ты собираешься сказать ему? Он может выставить тебя вон.

— Не думаю, — задумчиво сказал Чарльз. — Я кое-что разузнал о нем: он до безумия чувствителен к гласности. Всегда очень заботится об имидже. — Он поколебался, потом добавил уверенно: — Я скажу ему, что был главным в «Санди планет» и что мы делаем серию о биржевых магнатах. Неплохо, как думаешь? Предполагается, что он очень приветлив с прессой.

— А когда окажется, что это неправда?

Чарльз торопливо сказал:

— Конец — всему делу венец. Я думаю, что мог бы представить начало его жизни как полосу упорных неудач: отец умер, бабушка убита, никаких перспектив — такие вот дела. А посмотри на него сейчас. Никогда не знаешь, что выйдет.