гоблинами, быстро обследовали тела, что-то вкололи все еще находящемуся в отключке Косарю и утащили его в свой фургон. В таких случаях городской скорой помощи они не доверяли. Затем перекрыли переулок лентами и продолжили свою работу, а меня Бенедиктус отправил домой приводить себя в порядок. Какой-то слишком шустрый инспектор-человек попытался то ли арестовать меня, то ли провести, так сказать, экспресс-допрос. Бене даже не пришлось рычать – хватило одного выразительного взгляда маленьких, глубоко посаженных глазок, и весь задор хумана угас.

Иваныч на место происшествия так и не явился. Встретились мы с ним уже почти под утро в жандармерии, куда меня подвез Беня. Он всю ночь продежурил возле моего дома. Внутрь орк заходить не захотел, явно желая контролировать ситуацию снаружи. Пришлось тащить ему перекус и кофе прямо в машину.

Утром как мог успокоил Веру Павловну и практически впавшего в истерику Тик-така, а затем отправился выяснять, какая муха укусила казавшегося мне вполне адекватным Косаря. Первую попытку своего убийства я списывал на приказ Пахома и безвыходность ситуации для подневольного человека. А сейчас-то что на него нашло? Уверен, никто из авторитетов Серого города и даже человейников не стал бы отдавать приказ на уничтожение помощника одного из хранителей равновесия. Неужели действительно просто месть?

В приемной служебного входа в центральный участок жандармерии Серого города меня традиционно встретил провожатый и отвел в одну из допросных. Точнее, не в саму допросную, а в классическое помещение для любителей тайком подсматривать за общением подозреваемых и следователей через одностороннее зеркало. За ночь Косаря успели знатно подлатать. Срощенная рука все еще находилась в жестком лубке и была примотана к корпусу. Правую руку пристегнули наручником к специальному кольцу в намертво прикрученном к полу столу.

– Не гони пургу, начальник. Не было никакого заказа на мокруху. Просто пришел побазлать с корешем, а этот псих сразу за палочку схватился и по беспределу покрошил моих братанов. Меня чуть не замочил. Так что предъявить мне нечего. Я тут жертва.

– Вы, Александр, действительно жертва, но других обстоятельств, произошедших с вами в детстве. Советую все же подумать, если есть чем, – вызвав у меня легкий шок, приторно вежливо заявил стоявший рядом со столом гоблин.

Картинка была колоритной: над поверхностью находившейся на стандартной для людей высоте столешницы торчала лишь голова жабообразного существа в костюме где-то двадцатых годов двадцатого века. Не хватало только тросточки и котелка. И эта антропоморфная лягушка пыталась вежливо что-то втолковать бандюгану и убийце, у которого руки в крови не то что по локти, а по самые плечи.

Иваныч посмотрел на нагло ухмыляющегося Косаря и, удрученно качнув своей слишком крупной по сравнению с телом головой, вышел из помещения. Да уж, по ходу, я переоценил умственные способности Сани. Он ведь знает, с кем имеет дело. Может, это просто защитная бравада? Лично меня вежливый тон инспектора впечатлил до мурашек. Да что уж там, в момент, когда он ко мне обратится на «вы», я сразу же начну планировать покупку билета на Большую землю. И это притом, что вне магического поля магам живется ой как не сладко. Это ведь не вежливость и тем более не признак интеллигентности – чего в гоблине нет, того нет. Просто инспектор для протокола и записи, так сказать, «умыл руки», юридически закрепляя категорический отказ подозреваемого сотрудничать. Вот не верю, что он так просто от него отцепится. Значит, грядет смена статуса, а это плохо, очень плохо. Для Сани. И мне его, если честно, даже жаль, несмотря ни на что.

Двери в комнату для наблюдателей открылась, и вошел инспектор. Он привычно посмотрел на меня снизу вверх, причем так, словно делал это сверху вниз.

Иваныч приветственно кивнул на мой приветственный жест и сказал:

– Я вот не могу понять, он тупой или слишком идейный?

– Тупой, – тут же отреагировал я, причем совершенно искренне и объективно.

– Жаль. Интересный экземпляр. Мог бы пригодиться, но если сильно тупой, значит, бесполезный. Похоже, зря я тебя вызвал. Хотел дать шанс спасти старого дружка, но если не хочешь браться, то и без нас разберутся сам знаешь где. Да и не жалко, так себе человечек.

Я растерянно посмотрел на гоблина, а затем перевел взгляд на Косаря и постарался взглянуть на него, так сказать, с другой стороны. Мы знакомы меньше года, и, честно говоря, негатива от него получил больше, чем позитива. Но позитив-то был, и мне даже казалось, что мы сможем стать если не друзьями, то хорошими знакомыми. Мало того, вместе побывали в парочке передряг, прикрывая друг другу спины, а это, что ни говори, многое значит. Да, все хорошее, что было между нами, он испоганил желанием убить меня, причем дважды, но все же…

И тут дело даже не в совместно пережитый приключениях, а в том, что я когда-то был точно таким же – жил по исковерканным понятиями, хотя и чувствовал, насколько они неправильные. Я эту муть перерос, а он застрял в паутине ложных принципов. Хуже всего то, что гоблин поставил меня перед необходимостью сделать выбор и именно мне сейчас придется решать, получит ли Саня шанс на унизительную для «правильного пацана» роль «шестерки» Секатора, или увезут бедолагу в Палаты тишины, которые еще называют женевским Азкабаном. Честно, даже учитывая две попытки убийства меня любимого, это кажется перебором.

– Вообще-то, Косарь не такой уж тупой. Просто не понимает, как круто влип. Если вы доходчиво объясните ему перспективы, может, и дойдет, – решил я выкрутиться из ситуации, возвращая гоблину ненужное мне право выбора.

– Есть у меня задумка именно для такого хумана, но там нужно искреннее желание сотрудничать. В общем, сможешь его убедить сдать того, кто сделал на тебя заказ, будем работать. Не сможешь – значит, он отправится в Палаты. Там из него всю нужную информацию вынут вместе с душой.

– Но почему сразу в Палаты? – спросил я, ощущаю невольную дрожь.

Очень уж выразительно салатовой была рожа у Бисквита, когда он очень туманными намеками пытался донести до меня суть этого милого заведения, скрытого где-то глубоко под башней магического университета.

– А потому, что женевскому закону ему предъявить нечего. Напал он на тебя в общественном месте. В итоге ты живой, так что максимум серьезная вира с черным браслетом. Все равно что наказать рыбу, утопив ее в озере.

В этом гоблин прав. В Женеве как таковых тюрем не было. Тех, кто слишком уж докучал своими выходками жителям Серой и Белой части города, просто ссылали на постоянное